Ира Николаева ухватила самый хвостик советского строя – этот зверь сбежал через полгода после того, как она появилась на божий свет. Родители Иры, как она считала, были оголтелыми мещанами – папа, одержимый новыми машинами, будто бесами, и мама, с утра до вечера пестовавшая стареющее (по мнению Иры) и – уж точно – бренное тело в салонах красоты и других соляриях. Злоупотребление гостеприимством соляриев превращало маму в точную копию копченой курицы из магазина «Сириус».

Пожрать, поспать, похвалиться перед соседями, посмотреть телик, снова пожрать, поспать, пусть всегда будет солнце, так замыкается круг… Ира презирала обоих предков, и они в целом платили ей тем же – во всяком случае, понять дочурку, начисто лишенную интереса к материально-потребительскому миру, они и не умели, и не желали. Дочь цвета хаки была категорически равнодушна к маминым любимым шопингу и пилингу и водить прекрасные папины автомобили угрюмо отказывалась. Ногти у Иры были сгрызены, докуда их можно сгрызть в принципе. «Я так мечтала о девочке, – жаловалась своему косметологу Ирина мама, – а сейчас поняла, что лучше бы у нас родился мальчик».

Ира больше всего на свете боялась стать похожей на родителей и посвятить бесценные дни жизни болтовне, накопительству и жратве. Нет, вот уж только не жратве! Мать с отцом, наголодавшиеся в студенчестве, ходили за продуктами как в церковь – почтительно, с волнением шагали среди полок, заставленных деликатесами, сперва брали робко и аккуратно, а затем, на глазах дурея, сметали в корзину пакеты, коробки и мешки с продуктами. Бόльшая часть купленного, как справедливо считала Ира, была родителям не нужна, обращаться с продуктами они не умели и покупали бесконечный хавчик с жадным остервенением лишь для того, чтобы через день безо всякого сожаления отправить в мусорное ведро и папайю, и устриц, и вонючий сыр «рокфор». Ира думала о голодающих в Африке тощих детках, о вечно озабоченных едой азиатских бедняках – и презирала родителей еще сильнее и назло им ела только то, что покупала и готовила сама. Самые простые рецепты, недорогие и свежие продукты отечественного производства – и никаких отходов, ничего выброшенного, испорченного, лишнего!

– Чем особенно хорош мой рецепт, – тараторила бойкая брюнетка из любимой маминой телепрограммы, – так это тем, что он позволит вам использовать остатки продуктов, завалявшиеся в шкафчиках и занимающие столько места в холодильнике.

– Ира, как раз для тебя! Записывай! – хихикала мать.

И чтобы не вступать, как в навозное пятно, в глупую бессмысленную ссору, дочь молча хлопала дверью.

Однажды, прогуляв две пары, вместе с десятком таких же, как она, хмурых молодых людей, Ира Николаева отправилась пикетировать телевизионный канал «Есть!».

Пикетным идеологом выступил студенческий приятель Иры, бесхозный в плане дамского внимания вьюнош с географической фамилией Пекин. Ударение на первый слог. Этот Пекин еще в несмышленом детстве начал вести борьбу с миром не на жизнь, а на смерть. Смерть, впрочем, приходить за Пекиным не спешила, и он вынужден был изобретать все новые и новые способы раздразнить человечество и поставить на место окружающий мир.

Ира и Пекин поступили на один факультет ракетно-космической техники с интервалом в два года, и, поскольку девчонок на такой экзотической специальности училось крайне мало, радикальный Пекин сразу обратил внимание на перспективную, как ему показалось, девицу. Подозрения в личных интересах Пекин бы с возмущением отверг, более того, даже сама мысль о том, что они с Ирой могут перейти к другому сорту отношений, вгоняла факультетского бунтаря в гнев и краску. Нынешние бунтари-революционеры ужасно стеснительны во всем, что касается интимных сторон жизни человека, – они даже собственные гениталии готовы не замечать, что уж говорить о чужих? А современные буржуа, напротив, так много говорят о сексе, что времени на секс попросту не остается… физически.

…Но вернемся к нашим пикетчикам, которые – слышите? – бодро и дробно шагают по обледеневшему мартовскому тротуару. Пекин, сознательно культивировавший сходство с юным Сталиным, хмуро смотрел вперед, а его куцая паства изо всех сил старалась не замечать ехидных взглядов прохожих.

– Ишь какие! – восхитилась продавщица из овощной палатки. Разглядывая пикетчиков, она обронила яркое зеленое яблоко, предназначенное для вершины фруктовой пирамиды. – И за чё боремся?

Пекин сглотнул злую молодую слюну и, не снижая шага, демонстративно качнул в воздухе плакатом: «Хватит обжираться за чужой счет!» У Иры был плакат со словами: «Пусть Гималаева научится сушить сухари и варить суп из топора!» Маму, наверное, хватит кондратий, когда она увидит в вечерних новостях дочурку, словесно бичующую обожаемую Геню. Ира очень на это надеялась – да, в общем, только ради этого самого кондратия она и подписалась участвовать в пикете.

Телеканал «Есть!» располагался в неприметно-сером офисном здании, каких в нашем городе намного больше, нежели разноцветных и приметных. Унылый, словом, такой домище с облезлым крылечком и тесно заставленной машинами дворовой парковкой. На крыльце скучно курил охранник в камуфляже – непонятно, от кого он пытался укрыться при помощи пятнистого костюма, ведь ближайшие деревья и кусты («зеленка», как говорят военные), произрастали в нескольких километрах от здания, и зелеными, по причине марта, еще не были.

Пикетчики протиснулись между машин, испачканных жирной весенней грязью, сталактитами свисавшей даже с самых новых и дорогих авто, – и выстроились на крыльце, взметнув плакаты в воздух. Охраннику делегация напомнила популярный в детских дошкольных учреждениях художественный номер – литмонтаж, когда самые прилежные и легкоуправляемые малыши выстраиваются в линию и по очереди читают строки растянутого на всех длинного стихотворения. Правда, эти, с плакатами, были совсем не малыши – во взгляде лидера, полного, взъерошенного юноши, охранник прочел несколько строк о личной неприязни к нему, охраннику, отдавшему несколько лет жизни любимой родине в обмен на «прошку» и презрение. В трудную минуту охранник вспоминал про армию, и воспоминания всегда обеспечивали правильный эффект.

Пикетчики же, покуда охранник приводил себя в нужную кондицию, начали нескладно и заунывно гундосить – что чаша терпения народа переполнена, что телеканал обжирания для богатых следует решительно закрыть. И больше не открывать.

– Они тратят наши деньги! – пищала маленькая с виду девочка в круглых очках, тогда как Пекин ломким баритоном – и скороговоркой, точно дьякон, – озвучивал программный текст: «Люди, которые делают культ из еды, так называемые гурманы, – позор России! Старики не могут купить себе буханку хлеба, а нувориши обжираются авокадами и сыром за тысячу рублей! На днях Геня Гималаева, звезда канала «Есть!», призывала зрителей не экономить на покупке оливкового масла и брать только первый отжим – от трех сотен за бутылочку! И это происходит в наше время, когда многие люди пухнут от голода и с трудом сводят концы с концами!»

Охранник скептически оглядел фактурную фигуру Пекина, потом пухленькие щечки девушки в очках… Что говорить, почти все участники пикета могли похвастаться тем или другим участком тела, подходящим под категорию «выдающийся». Разве что Ира Николаева была худой, как палочка из китайского ресторана, и чисто теоретически сумела бы спрятаться за широкой фанерной ногой плаката.