Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером, после трудов праведных — ладили новые перегонную и книжарню — добрался до «апартаментов», скинул сапоги и пропотевшую за день одежку, сполоснулся теплой водой и полез в домашних войлочных тапках в опочивальню.
Там, на краю кровати, расчесывала ко сну волосы Маша. Совсем молодая девушка, нежданно получившая в руки огромную власть (одних только дворских у великого князя не меньше тысячи, а сколько прочих и не сосчитать), поначалу робела, но понемногу освоилась и принялась гонять прислугу и устраивать немаленькое хозяйство. А потом взялась и за меня — право спать под боком мелкая, но великая княгиня выбила после изрядного скандала, устроенного вдали от посторонних глаз.
В ход пошло все — и мои шашни с Липкой, и Машин долг рожать наследников, и освящение церковью таинство брака. Больше всего меня прибил долг рожать — ну невозможно себе представить, что такое могла сказать моя жена образца XXI века или, тем паче, Ольга. Я отпирался как мог, но у Маши характер дай боже, не смотри что пигалица, не иначе, в деда пошла, во Владимира Храброго.
Пришлось поговорить серьезно, объяснить, чего опасаюсь и оставить взрослеть лет до шестнадцати. Ну и допустить до опочивальни, чтобы лишние разговоры убрать. Маша умная, все поняла, даже с Липкой смирилась — один день чуть не убила меня наповал, когда глядела с гульбища на беготню сенных девок и вдруг выдала:
— Хм… наша-то краше всех!
Как я тогда через перила не сверзился, даже и не знаю.
И вот теперь вечерами, перед сном, княгинюшка докладывает мне о сделанном за день. Сколько за день пришло возов на житный, рыбный или соляной дворы, как проверяла все привезенное — не дай бог зерно сырое! Как пришлось отчитать чашника, из-за которого возчики мокли под дождем и вовремя не поели горячего. Крайне деятельную девицу вырастила серпуховская семейка, ключница за ней не поспевают — княгиня чуть ли не вприпрыжку носится. Жаловались мне — чуть было не поменяла опытных теток на других, помоложе, чтоб не отставали. Пришлось вмешаться, сгоряча просто запретил, но потом поглядел-поглядел на поджатые губы и понял, что при таком характере ей лучше объяснить, куда больше толку будет. У молодых-то при всей скорости опыта еще нет, а здесь и сейчас опыт главное, книжек по домоводству да интернетов пока не предвидится. Выслушала, согласилась.
Волосы у нее красивые. И вообще, на загляденье вырастет, классический славянский тип — волосы светлые, глаза голубые. Красотою лепа, губами червлена, бровьми союзна, ага.
Я скинул тапки и татарский халат, залез под одеяло и ко мне, перекрестившись на иконы в углу, немедля залегла Маша, уложив головку на плечо. Все-таки хорошо, что с Липкой все так просто — догнал, поймал, затащил в темный угол, задрал подол, да и сбросил напряжение к обоюдному удовольствию — а то бы я ей-ей не удержался.
— Ино за весь день и не присела! — начала свою ежедневную повесть Маша. — Умаялась. На рыбном дворе кровля прохудилась, надо перекрывать наново и с промазкой, чтобы не протекала.
— Есть кому исполнить?
— Есть. Еще завтра житный двор проверять буду, все ли сделано, как приказывала. Новые оброки везут, кули с рожью и овсом, частью сразу на мельницу на Неглинке, частью в сусеки. Старую муку отберем, на корм скоту пустим. Надо бы капусты заквасить, да поставить моченых яблок на сусле и груш на медовой воде.
— Так за чем же дело стало?
— На холодке ставить надо, а льда в погребах мало осталось.
— Ну, не сегодня-завтра морозы ударят, пошлешь наколоть, набьешь ледники.
— Лишь бы дотянуть, а так набью не на год, а на два вперед.
— А влезет?
— Влезет, летом новый ледник вырыли, большой, соломой стены проложили.
Маша вздохнула, вспоминая, что успела за день.
— Овощь сухую перепроверила…
Этого добра у нас полны закрома, начиная от простецких репы, гороха, лука да редьки и кончая изюмом, урюком, вялеными ордынскими дынями, орехами лесными и волошскими. Гранаты иной раз привозят, а вот персиков и абрикосов извините, никак, портятся в дороге.
Она на мгновение замолчала, будто решая, нужно говорить или нет, но поделилась малой своей бедой:
— Масла бочонок открыли, так горчит! Велела перетопить. Что в поварню не пойдет, в монастырь отошлем.
Хозяюшка. Вот радует меня, даже в мелочах:
— Студню твоего наварили! И хрена к нему натерли.
— Со свеклой?
— Со свеклой, как ты любишь.
Мои высокопоставленные знакомые всегда посмеивались, когда я в понтовых ресторанах холодец или заливное заказывал, плебейская, дескать, еда, не трюфеля и не хамоны. Ну а мне пофиг — люблю и все тут, а безобидное чудачество иметь полезно для общения, пусть видят, что живой человек. Здесь же пришлось учить, вернее, наново придумывать, как студень делать. В общем-то ничего сложного, я принцип объяснил (варить хвосты, ноги да головы подольше, потом мясо мелкими волокнами нащипать, наваром залить и дать застыть), а все остальное повара и стряпухи додумали сами, и какие травки класть, и лук в бульон, и морковку для красоты.
Маша продолжала ежедневный отчет о своем многотрудном хозяйстве, о ключницах, сытниках, постельничих, похвасталась, что найденная ею лично баба прекрасно управляется со всем пряным хозяйством, с дорогим перцем, дешевым чесноком, уксусом, горчицей…
— Заботы не стало, знаю, что все у ней на месте.
— Так награди, — предложил я, — и других таких же ищи, чтобы тебе меньше беготни.
— Да я бы Липку твою забрала, — искоса глянула на меня Машка.
— Не-не-не, Липка нам для других дел нужна!
Маша прыснула — знаем, мол, для каких! Ну и пусть знает. Один вопрос только, а если залетит? Нет, ребенка я обеспечу, но с незаконнорожденными тут проблем море, не говоря уж о возможных претензиях на престол в будущем.
— Я каждую седмицу все обхожу, в понедельник житничный двор, во вторник кладовые и медовушу, в среду…
— Погоди, так ты на житничный двор только по понедельникам ходишь?
— Да.
— Зря.
— Как это? — аж приподнялась на локте Маша. — Не ходить?
— Ходить, но в разные дни, а то они привыкнут, что ты только по понедельникам бываешь, а в другие дни будут балду пинать.
У нее аж глаза загорелись. Чую, будет многим нежданчик, у нее не забалуешь, кто сачкует — прямой кандидат на конюшню, где розог и вожжей