«Итак, что мы имеем? — рассуждала Светлова. — Действительно, у Хованского была слава «борца с коррупцией». И его разоблачения, которыми он все время грозил, могли дорого стоить той же «Наоко».

А по словам Лики, Роппу очень нужны были деньги на издание его книги. Исторического труда под названием «Славные представители дворянских семей». Очень-очень нужны были Роппу деньги! Он считал издание его делом всей своей жизни.

Этим и объяснялись, по словам Лики, его беспрестанные хождения в приемную Хованского.

А чего не сделает фанатик ради своей идефикс… Допустим, Роппу эти деньги предложили. В обмен за определенную работу. Старик, конечно, поначалу колебался с непривычки — ведь не профессионал. А потом… «Ну, в конце концов, одним «славным представителем дворянских семей» станет меньше… — так, возможно, рассудил старик. — Замочу-ка я этого Хованского, раз ребятам так надо. Зато увидит свет книга! Найдет, так сказать, дорогу к читателю. Ну и что ж, что вдоль этой дороги будут мертвые… В наши дни не такое случается».

К тому же очевидно, что Ропп явно недолюбливал Хованского, и вовсе не считал его «славным представителем».

Одна его презрительная фраза о родословной Хованского чего стоит… Возможно, его в самом деле не слишком расстраивало, что одним из потомков крепостных князей Хованских станет меньше?

В конце концов, прольется самая обыкновенная кровь… Совсем не голубая.

Но возможно ли, чтобы в роли киллера выступил древний старик?

И Светловой припомнилась история, случившаяся недавно с одной ее приятельницей.

Эта Анина знакомая покупала некоторое время назад квартиру. И когда настал момент передачи денег, ей вдруг пришло в голову, что риск очень велик. Выходило, что довольно значительное количество людей — сотрудники риэлторской фирмы, работники жэка, болтливые родственники и тому подобные персонажи — оказывались в курсе того, что одинокая женщина с сумкой, полной денег, отправляется на место сделки.

И Анина приятельница разработала целый план.

Из всех своих знакомых, которые могли бы ее подстраховать в такой ситуации, она выбрала, казалось бы, самого неподходящего: древнего восьмидесятилетнего старичка, дальнего родственника, к тому же профессора. Он и должен был по ее замыслу привезти к месту сделки в последний момент деньги.

Самое удивительное, что старик, когда она к нему обратилась с этой удивительной просьбой, нисколько не удивился и легко согласился на такое предложение.

Более того, как выяснилось, не ей первой пришло в голову использовать профессора в такой роли.

«Думаете, я буду волноваться? — поинтересовался старичок. — Да нисколько, моя милая. Риска никакого. Вот давеча, когда я возил деньги в курчатовский институт, я просто положил десять тысяч долларов в пакет, сел на электричку и поехал. Ну кому придет в голову, моя милая, что у такого мухомора в задрипанном пакетике десять тысяч долларов?»

Что ж… В логике профессору не откажешь.

Получается, что эпоха налички и дикого капитализма породила к жизни удивительных старичков!

В конце концов, от Роппа ведь не требовалось стрелять из пистолета, убегать, увертываться от пуль.

Федора Федоровича Хованского отравили.

А подозрений такой «мухомор», как Ропп, — надо это признать! — вызывает менее всего.

* * *

На следующий день Светлова попросила капитана Дубовикова узнать все, что можно, о «Наоко». Не то, что знают все: рекламную показную сторону деятельности компании, — а то, что обычно скрывают… Узнать капитан это мог, естественно, только «по своим каналам».

Результаты Дубовиков любезно пообещал Светловой через пару дней… Ему необходимо было кое с кем повидаться. Ну, разумеется, с «нужными людьми».

«Куда же все-таки провалился этот Ропп?» — размышляла Светлова, трясясь в метро. С некоторых пор она не садилась за руль, полагая, что автомобильные путешествия по безумной «пробочной» Москве — развлечение не для слабонервных и, уж конечно, не для беременных.

Сколько ни названивала она в квартиру на Якиманке, Роппа застать ей так и не удалось.

Впрочем, и с другим посетителем Хованского Светловой повезло не больше…

Так, например, некто Родион Уфимцев, бизнесмен-предприниматель и просто приятный — по отзыву Лики! — во всех отношениях молодой человек, к телефону тоже упорно не подходил.

Это был еще один человек «из оставшихся», отделенных от остальных посетителей депутата символической красной чертой — звонком Сошальского. Звонком, доказывающим, что в пять часов вечера депутат был еще жив. Эти трое ушли после пяти.

В общем, приятный во всех отношениях молодой человек Родион Уфимцев находился на сей момент непонятно где… Его квартирка в Волковом переулке пустовала. Более того, мобильник бесстрастно констатировал, что абонент временно недоступен. Это «временное» продолжалось уже не первые сутки, грозя превратиться в постоянное.

Короче, ни Бориса Эдуардовича Роппа, ни Родиона Уфимцева Светловой обнаружить не удалось.

Единственным человеком, подошедшим к телефону, оказалась молодая женщина Алена Глинищева — молодая, судя по голосу в телефонной трубке и изображению на пленке. Из трубки к тому же доносился плач маленького ребенка. Возможно, этим и объяснялось то, что именно она и оказалась на месте.

Надо сказать, что это были самые неожиданные среди «подозреваемых» посетителей Хованского люди… Именно «люди» — целое семейство: папа, мама и ноющий от скуки ребенок… Именно эта молодая женщина на пленке была с котомкой-рюкзаком на груди, из которой торчал белокурый младенческий затылочек и свешивались крошечные ножки.

С некоторым удивлением, но Алена все же согласилась встретиться со Светловой.

— Только приезжайте вы к нам, — поставила Глинищева условие. — Я, увы, не выездная… Дите малое на руках.

И Светлова поехала к ней в Тушино…

«Алена Глинищева и ее муж? — думала Светлова по дороге в это самое Тушино. — Она тоже была там в тот вечер… Правда, ушла из квартиры Хованского прежде Роппа…

Она?! Но зачем? Может быть, она была любовницей Хованского? Вот уж не подумаешь… — Светлова припомнила изображение на пленке — никакой косметики, вообще никаких намеков на женские ухищрения… Ни каблуков, ни помады… Если верно утверждение, что женщина расцветает после родов… то… То Глинищева явно не цветет. Учительская прическа…

Тогда за что они могли Хованского отравить?

Билетов на осенний бал в дворянском собрании не досталось?

Но ведь они там были у Хованского, в тот вечер…

«А может быть, все-таки что-то у нее было с Хованскими… И, скажем, эта Глинищева очень ревнива… — вяло думала Светлова. — Или этот Глинищев очень ревнив…»