Жизнь к тому времени у Иры сложилась, мягко выражаясь, трудная: коммуналка, муж, любимый с четырнадцати лет, испортил отношения окончательно. Видимо, главным для неё с Юрой, были совместные побеги от действительности. Встречались, хотя и не часто, в «Сайгоне», для обмена книгами (ужасный дефицит, на чёрном рынке дорого). На этот раз достать ничего нового не удалось, разговор не клеился. Ира была чем-то расстроена, и Юра попытался ободрить (истинно правдой):

– Ты такая красивая и умная – грех унывать.

– Ошибаешься, во-первых – умная, а потом красивая.

– Что поставишь на первое место, так жизнь и сложится.

Сюда, в кафе, ходили: признанный Смоктуновский и отвергнутый Довлатов, непопулярные ещё Гребенщиков и Шевчук, и многие-многие, кто ещё… Несмотря ни на что, Ира успевала и в академическую филармонию, и к Голощёкину. Услышала неизвестный тогда «Аквариум» – начинающим к публике было не попасть. Поделилась восторгом с Юриной женой, профоргом Русского музея, и удалось организовать там выступление Гребенщикова. Восторг добавился. Юра откликнулся стихотворением: «„Аквариум“, все счастливы и юны, бушует зал в один сливаясь стон». Читал его на вечере поэзии в институте истории искусств.

В предновогодней суете я успел подвесить между плафонами люстры стеклянные рыбки разного цвета. Юра удивляется: «Зачем здесь Ирино созвездие?» Освещаю снизу фонариком, отблеск создаёт на потолке домашнюю «огненную радугу». Повеселели, но не все. Когда-то мы записали фильм Оза «Смерть на похоронах». Юра человек сильный, раньше был и физически. Охотно, по крайней мере про себя, добавляет чёрный юмор: «Если там в смерти нашли смешное, то от наших болячек обхохочешься». Скорее неправильно, но дополняю. Звоню недавно Сергею в больницу, в Академгородок, он лёг на операцию. Приятелей много, не оставляют без внимания. Слышу недовольный голос, будто отвлекаю от чего-то: «Не дождётесь» – и отключается. Перезванивает сам: «Это не я, это внутренний голос» – смеётся. Мы тоже смеялись, когда смотрели фильм: и здоровые, и больные.

– Предлагаю всё-таки выпить, – я решаю поддержать оттаявшее настроение, – тост памятен нам всем: «За театр».

Юра поднимает рюмку: «Тосту двадцать пять лет. С него началась наша дружба. Сообразил, для чего ты принёс Мартель, да ещё XO». Ира, как и тогда, расширяет: «За жизнь, какой она… получилась».

– С театра, я понял, каюсь – не сразу, началась моя, безусловно, наша жизнь. Настоящий театр, вы знаете, начался с 534 года до н. э. Хочу об этом рассказать, потому что вряд ли мы вместе там будем. Два начала я объединил.

– По Шекспиру, – получилось продолжить хором у Иры с Юрой. (Почему не дуэтом – с Ирой он у меня).

Самое время полистать нашу книгу, вернуть Ирочку в большой, радостный мир, где, как оказалось, было основное – уверенность в завтрашнем дне.

Городок Эпидавр, четыре с половиной тысячи жителей. Амфитеатр с непривычки поражает величественным изгибом белокаменных рядов. Гид распоряжается: «Садитесь» – сам, как актёр, выходит на середину сцены. Нас мало – один автобус. Подъехали две машины, тоже с нашими: «Представление платное?». Рассаживаемся. Приятная проблема выбора. Театр вмещает четырнадцать тысяч зрителей. Мы с Ирой остановились на тридцать четвёртом ряду, последнем для привилегированных зрителей. Решили, что всё-таки к ним относимся.

Гид дождался, пока все замолчат: «Номер сам по себе простой, по исполнению». Достаёт сложенный вчетверо лист бумаги. Распрямляет его и комкает. Мы отчётливо слышим шорох. Затем расправляет, разглаживает и… разрывает – знакомый треск. Гид кланяется, мы хлопаем. Не ему – строителям. За акустику. На открытом воздухе, с такого расстояния! слышать то, что он делал. «Когда разрывают нужную бумагу, – умудряется продолжить Ира, – то треск доходит гораздо дальше, и аукается долго-долго».

Хочется поклониться: умели строить и, главное, знали для чего – искренние слова обращены к сердцу и, чтобы их услышали, они должны произноситься шёпотом. Для того, чтобы мог слышать каждый, бедняк тогда получал в казне два обола на билет. Отсюда понятно, почему Харону, куда мы едем, платили один – путь в одну сторону. Из театра, хорошего театра, возвращаешься другим человеком.

Мы в краю, где согласно мифологии, на потусторонний мир можно посмотреть. Все там будем, и захотелось глянуть заранее – нужно ли торопиться. В прокате досталась старенькая двухместная машинка… не везде есть возможность выбора. Едем на Стикс. Узкая горная дорога торопится, как жизнь, вихляя крутыми виражами, за которыми – неизвестность. Тормоза скрипят. Ира пытается предугадать, что за поворотом. Сбавляю скорость – не нужно доверять незнакомым, в том числе машине. Попадём раньше времени туда, куда не спешим.

Маленький городок, на площади ресторан, столики под раскидистым платаном. Решили подкрепиться. Вдруг последний раз? Крона образует надёжную защиту от южного солнца, сидишь, будто в доме, под летней зелёной крышей. Она напоминает, что всё в жизни временное. Но пока – тишина и спокойствие. Хочется остаться.

Прошу официантку принести воды для цветов. Сорвали только что в горах, хотя какие это горы. На столике, как по мановению волшебной палочки, в данном случае Ирочкиной руки, для меня она действительно волшебная, появляется кувшин с букетом. Удивляюсь, что они только у нас. Пустяк, а приятно. Галантно убираю стул, пропускаю Иру и аккуратно придвигаю. Греки между собой что-то обсуждают. Кроме нас, иностранцев нет. За кофе преимущественно аксакалы, им спешить уже некуда, у кого-то бокалы с вином. С молодыми людьми были женщины, потом ушли. Они, как и во многих других странах, просто так, без дела, не сидят. Обращаю на это Ирино внимание.

– Я тоже просто так не сижу – я с тобой.

Логично. Обнимает, легонько касается щеки губами, треплет по затылку. Наливает мне воды, я ей вина. Отпивает глоток, я подношу тарелку с маленькими бутербродиками, держу, пока не возьмёт. Потом подношу к следующему глотку… Потомки великих греков начинают улыбаться. Чёрт возьми, простите, не чёрт, конечно, а кто там сейчас в Греции отвечает за любовь – Афродита, ничего вроде бы не происходит. Может быть, это потому, что чувства не спрячешь? Греки – зрители, смотрят наш десятиминутный спектакль про любовь. Им нравится, они получают капли нашего счастья. Это не из бокала с вином. Каждый, наверное, вспомнил о своём, заветном. О том, что всегда с собой и в такие моменты бередит душу.

Встаю первым, подаю руку, отодвигаю стул, беру вазочку с цветами, показываю грекам – от нас следующим двоим, которые будут вместе, – и ставлю в середину стола. Подходим к машине, оборачиваемся. Греки встают, поднимают бокалы. Мы – руки к сердцу и поклон, театр ведь.

Понесут они домой наши «капли», добавят к своему счастью. Хорошо, когда «спектакль» вашей жизни приносит радость не только вам.

* * *

Что может быть приятнее: сидеть с друзьями, выпивать, для удовольствия, и бередить память тем, что волнует. Сам собой напрашивается вопрос:

– У вас бывает, когда не сразу понимаете, что один говорит другому?