Его мама на заднем сиденье с кем-то разговаривает на английском, воспользовавшись гарнитурой. Мирон включает радио, делая звук громче.

— В порядке. Я правда не хочу есть, — шиплю. — Если ты остановишься на перекрёстке, я выйду.

Перекрёсток мы, конечно, пролетаем со свистом. Гневно смотрю на Мирона. Его губы изгибаются в знакомой усмешке, когда он перехватывает мой взгляд и приподнимает брови.

— Ты была в универе с самого утра и не проголодалась?

— И после этого ты говоришь, что не следишь за мной?

— Что за хер тёрся с тобой рядом?

В шоке округляю глаза, даже не стараясь скрыть своего удивления. Мирон смотрит на мобильник, зажатый в моей руке, на экране всё ещё высвечивается сообщение от Ярослава, и я быстро гашу экран.

— Тебе какое дело?

— Действительно, — хмыкает Мирон, барабаня пальцами по рулю. — Саня откинулся, теперь нового спонсора ищешь?

Его слова, брошенные безразличным тоном, задевают. Ранят только зажившие рубцы на моём сердце, заставляя их вновь кровоточить.

От обиды пожимаются губы, внутри закипает лава злости и колких слов, которые я бы озвучила, будь мы наедине. Сейчас я не могу себе этого позволить. Почему-то присутствие матери Мирона тормозит.

Ирина мне нравится, и меня к ней тянет. Хочется быть ближе и погреться в волнах теплоты её энергии. Она, словно солнце, освещает любой хмурый день одним лишь своим существованием. И в моей голове никак не может сложиться пазл: что за мужчина мог от неё отказаться и отпустить, и как у такой женщины мог родиться такой гадкий сын?

— Конечно, только этим и занимаюсь в свободное от учёбы время, — говорю язвительно.

— Почему для тебя так важна эта учёба? Я так понял, ты ради неё готова на многое, если не на всё.

— Потому что это моя единственная дорога в будущее. У меня больше ничего нет, Мирон. Не за что цепляться.

— И поэтому ты так легко готова продаться?

— Кто говорит, что это легко? — невесело усмехаюсь и, закусив губы, отворачиваюсь обратно к окну.

Ирина заканчивает свой разговор и грубо ругается уже на родном языке. Мои уши сворачиваются в трубочку и начинают пылать. Вот так леди…

— Прости, Ангелина. Не сдержалась, — не вижу лица матери Мирона, но слышу улыбку в её голосе.

— Я не против. Ругайтесь сколько вам угодно, — тоже улыбаюсь.

Кто я такая, чтобы её осуждать?

— Иногда кажется, что только в русском языке есть слова, способные описать полную картину происходящего достаточно ёмко. Развод с человеком, с которым прожила большую часть своей жизни, — это пиздец, — выдыхает Ирина.

— Ма… — лениво тянет Мирон, предостерегая от дальнейших откровенней.

Ирина и не собирается больше ничего рассказывать, у неё опять звонит телефон, и она включается в новый разговор.

Поворачиваюсь к Мирону и ловлю быстрый цепкий взгляд на своём лице, он словно проверяет мою реакцию. Пытается меня прочитать или загипнотизировать.

— Что? — спрашиваю с вызовом.

— Не болтай, о чём сегодня услышишь здесь. Ладно?

— Я и не собиралась. Не знаешь, может быть, к нам присоединится твой брат?

— Ты уже передумала сбегать? — интересуется Гейден, когда мы останавливаемся около новомодного ресторана на набережной.

— Если приедет Марк, может быть, и задержусь. Его компания кажется мне более приятной, чем твоя. Он умеет шутить, и шутки у него выходят смешные.

— Я передам ему, что ты от него в восторге. Но нет, сегодня его не будет, — говорит Мирон и вылезает из машины, больше не смотря в мою сторону, идёт ко входу в ресторан.

Сейчас самый идеальный момент для побега, и я уже прикидываю, сколько будет стоить такси из этого места до квартиры, когда Ирина Гейден подхватывает меня под руку и уверенно тянет в сторону двойных стеклянных дверей. Расписывает, какое здесь потрясающее рыбное меню и отличные десерты, подсказывая, что обязательно надо попробовать.

Мирон занял место около панорамного окна с видом на замершую реку и лениво перелистывает страницы меню, когда мы подходим.

Ирина садится на диванчик напротив сына.

Застываю в нерешительности. Однако Ирина быстро решает проблему, где мне сесть, уверенным жестом ставя рядом с собой сумку. Смотрю на Мирона: скривив губы, он встаёт и жестом показывает мне занять место около окна.

Проскальзываю, забившись в угол, и сжимаю сумку.

Это была плохая идея.

Что я здесь делаю?

Мне вообще не место в компании семьи Гейден. Не после того, что произошло между мной Мироном. И, положа руку на сердце, я с уверенностью могу сказать: даже если бы между нами ничего не произошло, я тоже не должна была здесь находиться.

Я не Золушка, Мирон не прекрасный принц. Только лишь его мать немного похожа на крёстную фею, но я давно не верю в сказки про нищенок с хорошим концом.

Мирон широко разводит колени, прижимаясь своим тёплым бедром, обтянутым чёрными джинсами, к моему.

Провоцирует и проверяет? Играет в свои любимые игры.

Я тоже могу.

Чуть шире расставляю ноги и, вместо того чтобы отодвинуться дальше, жмусь к парню сильнее. Задеваю локтем его руку и заглядываю через плечо в меню.

Цены там просто космос. Я, пожалуй, буду просто воду.

Кадык у Гейдена дёргается, когда я кладу ладонь на его крепкое бедро и чуть сжимаю — для поиска опоры, никак иначе.

Мирон поворачивает голову. Мы цепляемся взглядами. Его зрачки расширены, заполняя почти до краев тёмную радужку, губы слегка приоткрыты, он опускает взгляд на мои, и я, набрав полную грудь воздуха, отшатываюсь.

Ставлю между нашими телами сумку и смотрю на Ирину. Она внимательно наблюдает за нами с любопытством и лёгкой улыбкой. Её взгляд чуть дольше положенного задерживается на моём шейном воротнике.

— Что-то серьёзное? — спрашивает участливо.

— Нет, это просто растяжение. Неудачно упала.

— Неудачно выбрала парня, — тихо произносит Мирон, но мы все находимся на достаточно близком расстоянии, и его слова, конечно, слышит и его мать.

Интересно, она тоже чувствует напряжение, летающее рядом с нашим столиком? Или это лишь мое разыгравшееся воображение?

— Я слышала про Сашу, — говорит Ирина, но при этом почему-то наблюдает за сыном.

Мирон встречает её взгляд, удерживая, и убирает со стола руку, на костяшках которой всё ещё красуются следы от недавней встречи с лицом моего обидчика.

— Мы расстались, — говорю бесстрастно. — Он в прошлом. Мы в прошлом.