–Ну конечно. Скромный мистер Кэгни. Короче, шеф, плюньте вы на свою скромность, расскажите, что там случилось.

–Ничего особенного не случилось. Я услышал, как кричит какая-то женщина, и все. Нечего рассказывать.

–Ну, не хотите, как хотите. Айан расскажет гораздо лучше.

–И Айан тоже знает?!

–Да о вашем подвиге уже весь район знает!

–Но откуда?! Когда вы успели? Прошло всего двадцать четыре часа. К тому же это случилось в воскресенье!

–Бросьте, шеф. Не будьте таким скрытным. Вы врезали ему по морде?

Кэгни глубоко вздыхает. Он знал, что так все и обернется. Знал, что нужно было сидеть в конторе и не обращать внимания на крики. Теперь его будут донимать целую неделю, не меньше. На улице совершенно незнакомые люди станут останавливать его, чтобы обсудить случившееся, вместе попереживать и предложить моральную помощь, если таковая вдруг понадобится. Они будут улыбаться, надоедать, совать нос не в свое дело и сочувствовать. Все будут спрашивать Кэгни, как он себя чувствует, и поздравлять друг друга с тем, что своей чуткостью и дружелюбием они перевоспитали-таки этого мизантропа. Конечно, раньше этот хмурый парень, вечно одетый в черное, – эдакий местный угрюмец – никогда ничему не радовался, не пел и но жил их общей чудесной жизнью. Они перевоспитали Кэгни настойчивой мягкостью, заставили переживать за других людей, привязав его к себе, как разноцветные воздушные шарики к рамам своих велосипедов. Они переделали его, грустно кивая головами в знак того, что этот мир ужасен, а «Гардиан» даже не потрудилась уделить случившемуся должного внимания. Да, они поймали Кэгни точно так же, как Кэгни поймал того похитителя, но использовали для этого исключительно внимание и любовь.

Кэгни сдвигает брови и переводит взгляд на листок бумаги, который лежит на его столе. На листке крупными буквами небрежно нацарапаны адрес и время. В пятницу ему придется идти на ужин к тем людям. Ужасно. Весь вечер сидеть за столом и говорить ни о чем, умирая от тоски. Но разве он может не пойти?

Кроме того, там будет та нелепая девица. Санни Уэстон. Что, черт побери, это было? Между ними произошло нечто совершенно необъяснимое. Случись это в другое время и с другой женщиной, он просто повернулся бы и ушел, не говоря ни слова. Почему же с ней он стал спорить? У нее глупая нахальная физиономия с большими темными глазами и дурацкая улыбка, как будто говорившая: «Какое замечательное получилось приключение, и как хорошо, что на свете нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, обнявшись». А ее имя?! Как у гнома из сказки! Она совсем не похожа на тех женщин, которых Кэгни доводилось встречать прежде и которые разрушили его жизнь. Она совершила удивительно храбрый поступок, достойный любого мужчины, а потом стояла перед Кэгни, краснея и бормоча какие-то глупости, и испортила все впечатление. Однако, когда Кэгни пожимал ей руку, он почувствовал какую-то странную, незнакомую прежде неловкость...

Впрочем, что бы там ни случилось, об этом не стоило размышлять. Тем более в пятницу ему снова придется встретиться с той девицей. Естественно, она притащит с собой какого-нибудь придурковатого парня, который весь вечер будет насмехаться над Кэгни...

Ну уж нет. Этого Кэгни не допустит. Нельзя идти на ужин одному...

Из волос Говарда выскальзывает расческа и со стуком падает сначала на стол, а оттуда уже на пол.

–Вот дьявол, – бормочет Говард. – Ну да ладно. Так даже лучше.

Кэгни качает головой, чтобы прогнать внезапно появившуюся мысль. Нет, Говарда он пригласить не может.

–Все это просто замечательно, – говорил Кэгни, – однако не забывай, что у нас с тобой имеется кое-какая работа.

–Отлично! – восклицает Говард, хлопнув в ладоши.

Кэгни, не обратив на него никакого внимания, продолжает:

–Джессика Феллоус, девятнадцать лет, блондинка, на вид типичная транжира и скандалистка. Вполне возможно, справимся за один раз. Время десять тридцать. – Кэгни смотрит на часы. – Остальное расскажу в машине.

–А фотография?

–Держи.

Кэгни передает через стол снимок. Взглянув на него, Говард восхищенно присвистывает:

–Привет, детка!

–Сейчас не время мастурбировать, – бросает Кэгни от двери.

Он спускается по лестнице, перескакивая через две ступеньки за раз. Следом скачет Говард.

–Значит, Джемайма?

–Джессика.

–Я так и сказал. Что она натворила, негодница такая?

Кэгни не отвечает. Он распахивает дверь на улицу и в следующую секунду утыкается носом в борт грузовика, припаркованного так близко от входа, что выйти из дома невозможно.

–Господи Боже!

–Я собирался тебе сказать, – заявляет Говард, на полном ходу налетев на Кэгни.

–А ты-то, черт подери, как вошел?

–Кристиан был так любезен, что разрешил мне пройти через его магазин.

–Как мило с его стороны!.. Этот затраханный грузовик наверняка к нему и приехал, черт побери!

–Затраханный грузовик?! В смысле для траханья? Отличная идея! Очень удобно всегда иметь при себе такой грузовик.

Кэгни разворачивается, и Говард отскакивает в сторону, чтобы пропустить разгневанного шефа. Кэгни бросается к двери в дальнем конце коридора. В то мгновение, когда он распахивает дверь, на него лавиной обрушивается пронзительный голос Барбры Стрейзанд. Кругом выстроились стопки видеокассет, составленных прямо на полу безо всякой системы. На стенах от пола до потолка висят плакаты, кричащие оранжевыми и пурпурными буквами: «Том Хэнке, даже не проси!», «Перематывай не перематывай, а жизнь слишком коротка». В комнате проходит настоящий видеокарнавал. Свисающие с потолка гирлянды, судя по всему, остались с последнего ноттинг-хиллского карнавала. По мнению Кэгни, это больше напоминает похороны эстрадного артиста.

Кэгни осторожно перешагивает через огромного пластмассового Будду, лежащего на полу то ли в пьяном угаре, то ли в коматозном состоянии, и направляется к человеку в желтой футболке и кожаных брюках. Тот, стоя посреди всего этого бардака, отрабатывает удар ногой и одновременно поет, крепко закрыв глаза.

Какни странно, ни один из его ударов почему-то не попадает ни по бумажным розам, ни по павлиньим перьям, развешанным вокруг.

Кэгни останавливается в паре футов от поющего драчуна, не решаясь подойти ближе к летающим в воздухе конечностям. Танец никак не прекращается, и Кэгни кашляет, чтобы привлечь к себе внимание.

–Не порти мне праздник, Кэгни, – говорит Кристиан, не открывая глаз, и исполняет такой джазовый скачок, что Кэгни резко отпрыгивает, едва не сбив с ног картонную Долли Партон – плоскую, но сделанную в полный рост.

Кристиан наконец останавливается и после небольшой паузы открывает глаза.

–Ты погнул мою Долли? – спрашивает он.