— Может еще сигаретку дать? — поддернул Паша, в попытке разрядить атмосферу, но Ал не оценила.

В другой ситуации бы уже привычно сощурила свои кошачьи глаза, подведенные стрелками, но сейчас только тихо сказала:

— Мне бы домой.

Паша кивнул. Вернув обратно аптечку, потянул Алексу за руку, помогая встать с кресла, и, толкнув дверь, пошел вместе с ней по коридору. Девчонке действительно лучше домой. Она сейчас явно не в том состоянии, чтобы продолжать всем улыбаться.

Торопящиеся обслужить богатых мира сего официанты умело обходили парочку, стараясь не зацепить. Из зала доносилась музыка нанятого оркестра, становясь громче по мере их приближения.

А когда Паша с Алексой почти миновали коридор, он вдруг почувствовал, как женская ладонь исчезает из его пальцев. Что за? Он что, держал ее все это время за руку?

Бросил взгляд на блондинку, но девчонка только руками себя обхватила, стараясь незаметно пройти к двери. Твою ж мать! Невольно сжал кулак, в котором еще секунду назад были холодные девичьи пальцы. Этого только не хватало! Стиснув зубы, пошел следом, на ходу чиркнув сообщение Грегу и вкратце объяснив ситуацию. Заботливый Фостер тут же перезвонил, но успокоился, услышав довольно бодрый тон дочери, заверившей родителя в том, что она практически в полном порядке.

А актриса, оказывается, умеет неплохо перевоплощаться. Эдакая волчица в овечьей шкуре. Или не шкуре. Паша пока не разобрался. Он ее плохо понимал. Точнее совсем не понимал.

Благо Фостеры приехали на своей машине. Грег заверил, что добраться самому ему не составит никакого труда, поэтому уже спустя несколько минут дорогой мерседес рассекал трассу по пути домой.

Паша закурил, время от времени бросая взгляды на фифу. Алекса сидела, обхватив себя руками, и бесцельно смотрела в окно. Она пыталась понять, для чего ей звонила мать? Человек, которого она не видела и о котором не слышала больше десяти лет, вдруг ворвался в ее жизнь, расшатывая устойчивое существование. А что, если она знает, где теперь живет Алекса? Конечно, у них дом оснащен лучшим охранным обеспечением, но все же.

Нет, ее мать не была опасной преступницей, или что-то в этом роде. Физически она бы не нанесла дочери вред. Просто моральные раны затягивались очень долго. Наверное, лучше вообще не иметь матери, чем иметь такую, какая была у Алексы.

Ал настолько задумалась, что не заметила, как Пашина рука оказалась на ее ладони и крепко сжала пальцы. Вздрогнула и повернула голову.

— Холодно? — мужской голос вызвал странные эмоции.

Паша смотрел на неё серьёзно и, кажется, действительно просто пытался понять, замерзла она или нет. Алекса смутилась.

Забота? Он о ней заботится?

— Нет, — покачала головой и только после ответа поняла, что ей на самом деле было холодно, несмотря на включенный климат контроль.

Паша, по всей вероятности, это как-то уловил, потому что уже через секунду потянулся рукой на заднее сиденье и протянул ей свой пиджак.

— Надень. Замерзнешь, твой отец подумает, что я тебя пешком домой отправил.

Видимо, и правда лучше согреться. Болеть в планы не входило. У нее репетиции по вокалу, которые пропускать совсем нельзя. В нос ударил уже знакомый запах сигарет, стоило просунуть руки в пиджак. Алекса и не заметила, что укуталась покрепче, утопая носом в ворот. Ткань мягкая, приятная на ощупь, а она все дышит и дышит…

— Расскажешь, кто звонил?

Вопрос заставил снова напрячься и перевести взгляд на сосредоточенного парня. Паша вел машину уверенно, в одной руке держа сигарету, а второй неторопливо удерживая руль. Карие глаза на мгновение встретились с мраморными. Историю детства Алексы не знал никто кроме отца. Не хотелось, чтобы на нее смотрели с жалостью. Долгое время училась вести себя непринужденно, подобно знакомым круга отца. Их дети с детства не знали, что такое быть самостоятельным и ни в чем не нуждаться. Они бы никогда не поняли и возможно даже насмехались бы. Поэтому свое прошлое Алекса для всех держала под замком. Даже для Колина.

А Паша… Он, скорее всего, и так к ней не питает теплых чувств. Перед ним нет необходимости держать марку. Может быть, если Ал хотя бы кому-нибудь расскажет помимо психолога, станет легче. А в ее жизни от этого ничего не изменится. Уже завтра он забудет обо всем сказанном сегодня.

Алекса вздохнула и уставилась на дорогу.

— Моя мать.

Даже произнести оказалось сложно.

Паша не стал расспрашивать что да как, хоть ответ и удивил. Думал, какой-нибудь озабоченный придурок, который дрочит на ее фотки в сети, а тут…

— Я не слышала о ней ничего почти двенадцать лет, — внезапно продолжила Фостер, — я родилась в Чикаго. Отец ничего не знал о моем существовании. С мамой у них случилась всего одна встреча, в результате которой появилась я. Моя мать была проституткой.

Последние слова шандарахнули громом среди ясного неба. Паша выдохнул, не в состоянии поверить в услышанное. Резко метнул в неё взглядом. Что? Алекса? Вот эта вот вычурная до мазохизма, помешанная на чистоте фифа дочь проститутки?

— Элитная проститутка, как я потом спустя несколько лет поняла, — добавила Алекса, как будто это что-то меняло. — Наверное, если бы она знала, что беременна, сделала бы аборт, но видимо, поняла слишком поздно. Не знаю. С моим появлением в ее жизни все изменилось. Я не знаю какой она была до, но ту, что помню "после" лучше вообще не знать. К нам на дом приходили все, кому не лень.

Алексе не нужно было объяснять подробности, Паша мог их и сам дорисовать в ярких тонах. Живя с родителями-алкашами, с самых малых лет он думал, что хуже быть не может. Но сейчас, представляя маленькую девочку, мимо которой каждый вечер проходят кобели, чтобы трахнуть ее мать, у него сердце сжалось в камень. Какой тварью надо быть, чтобы заниматься этим перед дочерью?

— Почему она не отдала тебя в детский дом? — процедил сквозь зубы, повернувшись к Алексе.

Конечно, детский дом не выход. Но вероятно был бы лучше для маленькой девочки, чем притон в собственном доме.

— Не знаю. Тогда я не думала что и как. Не понимала. Но думаю, что дело было в детском пособии. Мы жили очень бедно. Мать не пользовалась большой популярностью. Денег было мало. Дома мы ели редко. Садик был для меня Раем. Там я кушала больше всех и могла поспать днем, потому что ночью это удавалось не часто.

Пиздец! Паша почувствовал, как его пробивает леденящий озноб. Образ маленькой нуждающейся девочки нарисовался так четко, что проигнорировать вспыхнувшее желание защитить на этот раз не удалось.

Нервно провел пятерней по волосам и глубоко затянулся, а на выдохе произнёс:

— Но ты каким-то образом оказалась у отца…. Она знала кто он?

— Да. Она часто называла его имя, когда говорила, что если бы не он, меня бы не было. Я не знаю, Па-ша почему мама не сказала ему о моем рождении. Когда мне было восемь, я сбежала из дома, — безэмоционально ответила Алекса, — Меня подобрали полицейские и нашли отца. Он не знал о том, что у него есть ребенок, а когда узнал, сделал тест, подтверждающий наше родство, и тут же забрал к себе. Лишить мать родительских прав не составило труда. С тех пор я ее не видела и не задавалась вопросами как и почему.