— Доброе утро, Елена Борисовна. Как спалось?

— Спасибо, чудесно, — ответила я чуть хрипло, но бодро и стала потихоньку подниматься. Вскоре мне удалось сесть на кровати.

Он посмотрел на меня чуть внимательнее. А я попыталась понять, что же он собой представляет.

Не надо думать, что я вот так просто занялась всесторонним анализом личности преступника. Я не произносила про себя длинные монологи, пестреющие научными терминами. Я осмысливала свое положение подсознательно. Выводы приходили позже или в момент угрозы жизни. Думаю, что у каждого из нас есть инстинкт противостояния. Он позволяет нам держаться при виде опасности до последнего, не только чтобы выжить. Он сродни охотничьему инстинкту, только действует, наоборот, когда мы становимся жертвами. Инстинкт противостояния подсказывает нам, где нужно хитрить, где угрожать, где прикинуться мертвым, чтобы сохранить свое достоинство до последнего. Этот инстинкт полностью отсутствовал у меня в отношениях с Миром и проявился сейчас, при встрече с врагом, с удесятеренной силой.

— Вот, Елена Борисовна, мы и встретились с вами. Вы не бойтесь, мы не будем мучить вас, если, конечно, ваш муж и вы подпишете то, что мы вам предлагаем.

— Что это?

— Документы о продаже совместного предприятия «Лоза».

Ну да! Я же совладелица «Лозы». Мир что-то такое говорил — без моей подписи никакие сделки недействительны. В офисе у меня даже было факсимиле, которым пользовался Мир, чтобы не звать меня лишний раз. Тем более что все равно он принимал решения.

— Что с моим мужем?

— Он в порядке. Хулиган только. В полицию настучал! Переполошил всех. Зачем? Вы скажите ему, что теперь здесь, в России, работать будем. А милиция уже наша.

Я позволила себе усомниться в последнем утверждении, памятуя, что Мирзоев сам только отсидел. Он подошел поближе.

— А как я ему это скажу?

— По телефону.

— А если он меня не послушает?

— Послушает! Сначала получит ваше фото, потом пальчик, потом ушко, потом еще что-нибудь…

— Какую фотографию? — снова спросила я.

— Очень красивую, — ответил Черенок и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я упала с кровати, больно ударившись лбом об угол стоявшей рядом тумбочки. Кровь полилась в три потока из разбитого лба, из носа и из рассеченной губы. Я обалдела от неожиданности и боли. Инстинкт противостояния повелел мне улыбнуться.

— Однако женщин вы не любите. — Кровь и вздувающаяся губа мешали мне говорить членораздельно, но я вытерла рукой рот и продолжила: — Так поступают импотенты.

Я подняла голову. Черенок помедлил несколько секунд, будто соображая, что это такое он услышал, а потом с силой ударил меня второй раз. Теперь ногой по правому боку. Это уже были не шутки. У меня перехватило дыхание, сердце вскинулось и замерло. Я потеряла связь с действительностью, полностью оказавшись во власти своих внутренних ощущений. Секунду внутри меня была абсолютная тишина — ни дыхания, ни сердцебиения, ни тока крови. Потом — вспышка, которая ворвалась откуда-то снаружи, гулко упало и забилось сердце, я смогла выдохнуть и услышала шум крови в ушах.

Мирзоев стоял надо мной, держа в одной руке «Полароид», а в другой — свеженькую фотографию.

— Никогда не говори мужчинам такое, курва. Поняла или еще раз объяснить?

— Спасибо, все понятно… — Я не узнала свой голос.

— То-то же.

Он еще раз присмотрелся ко мне на прощание и вышел. Я и не пыталась встать — все равно не смогу. Наверное, с полчаса боль в боку была невыносимой. Кроме того, саднили губы и лоб. Я только пыталась утирать кровь с глаз и ровно дышать, чтобы не позволить своим легким снова остановиться. Но потом стало легче, трудно было только шевелиться.

Однако выводов мне удалось сделать целую кучу. Впрочем, больше нечем было заняться, как только выводами: долгие часы ко мне никто не входил. Хотелось пить, потом — есть. И теперь догадалась, для чего Черенок принес ведро. Я воспользовалась им, когда смогла встать. Потом легла на кровать и стала раздумывать. Пытаясь не впадать в отчаяние, прокрутила в мозгу сцену избиения. В первый раз эта тварь лупила по лицу и в неполную силу — для дела, чтобы сделать снимок. А вот во второй раз — весьма показательно — он бил из мстительности, намного сильнее. Это было, так сказать, личное!

Что еще? Ах да! Перед тем как ударить, он помедлил: то ли раздумывал, стоит ли, то ли реакция плохая. Причем мне ближе второе. Он больше похож на тугодума.

Размышляя, я заснула. Просто слишком много оказалось впечатлений, и я устала. Проснулась оттого, что услышала над собой голос Мирзоева:

— Просыпайся, просыпайся, пора звонить!

Он стоял надо мной с мобильником в руке.

— Скажешь, чтобы он скорее продавал дело. Расскажи ему правду, как тут с тобой обращаются. И помни, если твой муженек тебя не послушается, я прямо после разговора отрублю тебе палец. Сама выберешь, какой.

Говорить с Миром по телефону мне не хотелось. Я боялась услышать его голос и размякнуть, разрыдаться. Тогда не будет никакой надежды на спасение, да еще и умру в соплях. Это отвратительно.

— Знаете что, весь ваш план — туфта полная!

— Делай, что сказал, и молчи, а то по морде получишь.

— Мир не согласится. Он не любит меня. Вы убьете меня, он поплачет и другую найдет, а за свой бизнес он будет сражаться до последнего.

Черенок презрительно скривился:

— Конечно, другую найдет. Такого барахла, как ты, на любой помойке полно. О себе думай! Позвонишь, скажешь все, и я дам тебе поесть.

— Зря это. — «Он сейчас меня изобьет!» — Я же знаю! Ну, давайте телефон.

Он набрал номер и передал мне трубку. Мир ответил сразу после первого гудка, видимо, Черенок звонил в назначенное заранее время:

— Да, Шахов.

Как я и предполагала, от звука его голоса в горле стал комок, ладони покрылись потом.

— Мир, это я.

— Ленка? Ты жива? Где ты?

Хотелось зарыдать и закричать, попросить помощи, потребовать, чтобы он сделал все, что они хотят. Но тут включился инстинкт противостояния, и я, глядя прямо на Мирзоева, сказала:

— Мир, со мной все в порядке! Мирзоев тут. Он мне угрожает всяким, но ты не обращай внимания.

Как я ни старалась говорить быстро, Черенок все же озверел раньше. Он выхватил трубку из моих дрожащих рук. Последнее, что я крикнула, было:

— Я в России!

Потом кулак Черенка надолго потушил для меня свет шестидесятиваттной лампочки, горевшей в комнате.

«Смерть от побоев еще хуже пули или ножа!» — такова была моя первая мысль через пару часов после разговора с мужем. Мне пришло на ум, что если Черенок будет и дальше так меня лупить, то я очень скоро сдамся. Ну, сдамся, и что? Что изменится? До смерти четыре шага, и, судя по всему, я уже один сделала. Если я погибну, а Мир так и не примет условия бандитов, то они могут похитить и его самого. Вынудить все подписать или просто убить. Конечно, его смерть усложнит дело. Ведь надо будет вклиниваться в бизнес своими путями, и притом легально. Думаю, у Мирзоева с этим проблемы. Если Мир согласится из-за меня отдать свое дело… Лучше не думать об этом. Какой выбор он сделает между главным, что он сделал в жизни, и нелюбимой женщиной? Есть еще порядочность и сострадание… Есть еще органы правопорядка двух стран, на которые и осталась надежда. Да, я просто постараюсь продержаться.