— …и потрудитесь быть на месте не плюс-минус, а точно к сроку. И последнее — все говорят по-английски. Мне не нужно иметь на инспекции стадо баранов. Вопросы?

— Вопросов нет, мэм. Все будет в порядке, не сомневайтесь.

— Посмотрим, — изображение на экране исчезло, сменившись заставкой с гербом США.

— Не, ну ты видал? — временно исполняющий обязанности Командира откинулся в кресле, нервно теребя рукоять глока в поясной кобуре.

— Ладно тебе, Томас. Эка невидаль. Подумаешь, гнущая пальцы черножопая сучка. Хотя, как говорил один мой боец, она вроде как не очень-то и сучка, не хуже нашего абрека по бабам угорает. Это, кстати, знаешь, что за боец? Землячок твой, который насчет этого заказика и подсуетился.

— Пакачюс, что ли?

— Ну.

— Нашел землячка.

— Че, не земляк, что ли?

— Он литовец.

— Все равно, включи его в группу. Пусть чуваку капнет.

— А кого выкинуть? Может, ты останешься?

— А ты кого поставил? Ну-ка, скинь мне… — командир второго взвода, Савчук, треснув липучкой вытащил планшет. — О, конечно… Кто ж еще-то на халяву боевую смену получит…

— Иго-орь. — почти нормально, без привычного высокомерия взмолился эстонец, — меня, может, на этот раз утвердят. Давай не бу-удем.

— Ага, утвердят тебя пшеки. Хотя чем черт не шутит… слышь, Томас, давай так — если тебя утверждают, ты меня на первый передвинешь. Лады?

— Если меня утвердят, я тебя куда хочешь передвиину. Но по Пышты-ыму отработ-таешь на своем взводе, о кей?

— Ладно. — Савчук поднялся из кресла оператора, заполняя собой едва не весь объем командирского поста. — Картинки не будет, да, Томас?

— Игорь, лат-тно тебе. Я с федеральным секьюрити беседовал — там все тихо десят-ть лет уже, а этим смены если закрывать, то проще не работ-тать тогда.

— Да ладно, я че, не понимаю, что ль… Все. Пойду взбодрю дармоедов.

— Давай, давай. А то расслабились уже, — благостно улыбнулся эстонец, провожая взглядом сослуживца.

Удостоверившись, что сэконд покинул штабной трейлер, эстонец вытащил из планшета флешку и сунул ее в ридер нештатного лаптопа. На экране вылезло окно какой-то навороченной программы, но эстонец, похоже, неплохо шарил в этой кухне: недолго подолбив по клавишам, он удовлетворенно откинулся в кресле Командира, слушая, как из мелких динамиков лаптопа раздается резкий и крикливый, но вполне узнаваемый голос сэконда: «…гнущая пальцы черножопая сучка, она вроде как не очень-то и сучка, не хуже нашего абрека по бабам угорает…»

Коридор, типичный коридор военного заглубленного сооружения — грубый бетонный пол, шаровая краска на стенах, беленый потолок с решетками светильников. Метра три, может, с половиной; уходит вниз. Обычные ступени, никаких металлических трапов — значит, неглубоко. Луч фонаря утонул в непроглядном мраке лестницы.

Человек вернулся в электрощитовую и какое-то время пристраивал металлический хлам в состоянии легко нарушаемого равновесия, вдруг кто сунется по следу. Перевесил волыну на подмышечную петлю, попробовал вскинуть, одновременно сдергивая переводчик — вроде нормально. Вздохнул, словно перед погружением, мазнул по облупленным стенам невидящим взглядом, и исчез за бронестворкой. Какое-то время из-за металла двери слышались глухое лязганье и легкие удары, потом все стихло, и подвал столовой наполнился привычным могильным безмолвием.

Лестницы хватило всего на три пролета, и узкая дверь, занимавшая всего половину ширины ступенек, выглядела еще уже. На ее поверхности, покрашенной, с виду, не больше года назад, не было ни ручек, ни каких-либо запорных приспособлений. Задержав дыхание, человек толкнул дверь, и облегченно выдохнул — броневая створка, подавшись, тяжко цокнула по раме и отскочила немного больше, так, что теперь ее стало можно уцепить за торец. Резко дернув дверь на себя, человек быстро навел на расширяющуюся щель фонарь с пистолетом. Напрасно — за дверью мирно спал точно такой же коридор, и человек спокойно шагнул внутрь, захлопывая за собой мягко скользящую створку. Прихватив ее на полоборота точно такого же, как и наверху, штурвала, человек расслабленно двинулся дальше — тыл гарантированно чист.

Эта потерна оказалась куда длиннее; Ахмет насчитал четыре с небольшим сотни шагов, когда впереди обозначился конец — потерна обрывалась тупиком с точно такой же дверью, как и две предшествующих. …Ага. По идее, я сейчас должен быть под площадью. Слева-сзади — кагебэйка, администрация и военкоматовский ЗКП, справа и чуть впереди — заводоуправление и ЦЗЛ, вернее — их официальное бомбоубежище. Вычислительный центр я уже прошел, он щас сзади, шагах в ста…

Человек встал и замер, выключив фонарь и прислушиваясь к ватной тишине подземелья. Неподвижно висящий многие десятилетия воздух понемногу успокаивался, заращивая продавленную идущим человеком полосу турбуленции. Зрение, оставшись без сигнала на входе, немного повозмущалось, разбрасывая по сетчатке расплывчатые фигуры и полосы; наконец, на исходе третьей минуты, словно поняв бесперспективность своего занятия, фиолетово дернулось и отключилось. Слух упирался дольше, настойчиво транслируя гидродинамические шумы в сосудах и размеренный сердечный ритм, но в конце концов сломался и он, оставив в самом углу освобожденного внимания пульсирующую точку сердца. Словно проснувшись, человек осторожно пустил в нос тихий поток воздуха, кропотливо вылавливая из нежного ручейка едва нащупывающиеся пылинки информации. …Здесь на самом деле тихо… Дальше — большое помещение, два… три уровня, типа зальчика, три двери… Ох ты, смотри-ка… — человек удивленно наткнулся на четкую струю шинелей, асидола, кожаных портупей и шипра, такую свежую, что ее можно было легко принять за настоящий запах. Струя несет раскатистый грохот множества подкованных сапог, стремительный шорох шевиотового рукава, взлетающего к малиновой фуражке, далекий захлебывающийся стук судаевских автоматов, «Строиться, суки, строиться!», слабый-слабый, на грани слышимости, остервенелый лай, паровозное чуханье, «На-деж-да-а, мо-ой ком-пас земно-о-ой»… Внезапно этот насыщеный поток как-то раплылся и перестал удерживать в себе внимание, и человек почувствовал, что проваливается сквозь эти знакомые места ниже, туда, где наша тишина кажется оглушительной какофонией.

Вот здесь тишина так тишина! — поразился перемене человек, ощущая вокруг себя бесконечную черную пустоту и попытался двинуть рукой, находящейся от него в такой безнадежной дали, что попытка эта ощущалась им как стремление столкнуть с места сгоревший бэтр, стоящий на ободах. Однако рука неуверенно двинулась, и человек, поспешно устремясь в пробитую в бесконечности скважину, вернулся в себя. Ахмет открыл глаз, поразившись вполне разборчиво выступающим из тьмы стенам коридора. Такого эффекта он никак не ожидал. …Ну что ж, нашим легче. Батарейки целее будут. Интересно, сколько продержится… Однако ходьба сразу же сбила настройку, и фонарь снова зашарил по идеально сохранившейся отделке потерны. Сделав положенные шесть оборотов, Ахмет потянул дверь и попятился, бросив штурвал — открываясь, дверь увлекла с собой целый пласт рассыпающейся штукатурки. …Вот почему по стенам нет кабелей — этот ход предназначался только для реальной, боевой эвакуации…