Другие отступления от сюжетной канвы рассказа относятся к разряду вариативного расцвечивания малозначащих деталей. Можно, конечно, размышлять о том, почему армянский портвейн «Айгешат» трансформируется в фильме в коньяк неизвестной марки, но это ничего не прибавит к общей оценке режиссёрского творчества. Однако дьявол, как известно, кроется не где-нибудь, а именно в деталях. И в фильме Никифорова накопление мелких внешних деталей, связанных с образом Люськи, приводит в конце концов к тотальному искажению идейной концепции куваевского рассказа (вряд ли в этом искажении виновен сам писатель, пусть и приложивший руку к сценарию; фальшивое исполнение по «нотам», расставленным Куваевым, нужно оставить на совести режиссёра).

В рассказе – и это, на наш взгляд, не нуждается в доказательствах – Люська предстаёт как женский вариант Ильи Николаевича Чинкова, одного из главных героев романа Куваева «Территория». Этот Чинков в юбке прекрасно знает, чего хочет, и не останавливается ни перед чем, чтобы достигнуть заранее поставленной цели. Правда, если сравнивать дотошно, обнаружится одно принципиальное несовпадение: цель Чинкова, мечтающего найти на Чукотке золото, является всеобщей, государственной, а задача, поставленная Люськой, отвечает исключительно личным интересам – сбору ботанического материала для будущей дипломной работы. Но и Чинков, и Люська не дают себе труда решать этические дилеммы, пытаясь, например, понять, обидит кого-то их конкретный поступок или нет. Оба персонажа с виртуозностью извлекают из человека ту или иную пользу, чтобы затем, когда в нём исчезнет необходимость, вычеркнуть его из своей памяти. Что касается магнетической харизмы Чинкова и женского обаяния героини рассказа и фильма, то они, если разобраться, представляют собой две стороны одной и той же медали.

Не очень, вероятно, внимательно прочитав рассказ и не слишком вдумываясь в писательский сценарий, Никифоров посчитал, что Люська – всего-навсего капризная юная дева, испорченная вдобавок избыточно комфортной московской жизнью. Секрет её магического влияния на трёх кочующих геологов предельно прост и кроется в самой обычной тоске по представительницам прекрасной половины человечества, неравнодушным к исполнению бардовских песен у костра под гитару.

Если мужские персонажи фильма, как уже сказано, напоминают бывалых туристов, предпочитающих регулярно отдыхать от цивилизации, то Люська всем своим видом призвана внушить зрителю, что она – случайно отбившаяся от королевского кортежа принцесса. К тяжёлым условиям походно-полевого хозяйства она совершенно не приспособлена. Её умения сводятся разве что к быстрой смене нарядов, которые она не забыла захватить с собой в тундру. Приехав на крайний северо-восток страны собирать гербарии, Люська щеголяет здесь в эксклюзивной шапочке, импортных джинсах, двух модных куртках, тоже импортных, кроссовках, явно не отечественного производства, нескольких свитерах и кофточках от-кутюр. Довершает этот сверхмодный гардероб цветной японский зонтик, легко вырываемый из рук даже самым лёгким дуновением ветра.

Эгоизм и никчёмность героини в известной мере раскрывает финальная сцена фильма, когда три Люськиных рыцаря возвращаются в лагерь и видят, что Прекрасная Дама их покинула, обессмыслив проделанную для неё работу по сбору экзотической флоры. И всё же лакмусовой бумажкой, призванной, по задумке режиссёра, проявить отрицательную сущность героини, становится фрагмент, в котором она угощает служителей своего культа собственноручно приготовленным ужином. Эта совместная трапеза демонстрирует не просто отсутствие у Люськи кулинарных талантов, но её полное неумение готовить. Такое отрицательное умение само по себе, безусловно, не грех, но для человека, обязанного по роду деятельности владеть рядом бытовых и хозяйственных навыков (полевая биология, вне всяких сомнений, относится к подобной деятельности), это убийственная характеристика. Гастрономических и кейтеринговых порывов Люськи хватает только на то, чтобы расставить на импровизированном столе из пустых ящиков банки с тушёнкой, скумбрией и сгущённым молоком – сухой паёк, больше подходящий для неприкосновенного запаса убеждённого холостяка. На десерт своим рыцарям Люська «приготовила» конфеты и уже упоминавшийся коньяк. Гости многозначительно и не без иронии переглядываются, не оставляя у зрителя сомнений в том, что они зачислили новоявленную принцессу в отряд ни к чему не приспособленных городских жителей, вечно праздная жизнь которых лишена даже минимальной общественной пользы. Люська, однако, обладает таким сверхмощным ресурсом, как молодость и красота. Его эффективное использование, сочетающееся с утончённым манипулированием благородными и бескорыстными мужчинами, заставляет последних не только примириться с её существованием, но и преклоняться перед ней.

В куваевском рассказе эпизод с ужином, приготовленным Люськой, подан совсем иначе. Едва познакомившись с будущими рыцарями, она тут же стала излучать неподдельную материнскую заботу: «Вы же, наверное, есть хотите? – заторопилась она. – Я тут не теряла времени даром. Знаменитый черепаховый суп из свиной тушёнки. – Да нет… Мы недавно обедали… Но вообще-то можно, – смущённо врёт Лёха. А чудо природы, которое зовут Люсей, как будто ничего не замечает. – Вы, как бесстрашные викинги, появляетесь ночью в штормовую погоду. А я думала, что придётся одной хозяйничать». Увидев, как сервирован предлагаемый им ужин, ошалевшие парни тут же признают гостью своей, достойной совместного пребывания и трудных дальних маршрутов. Рассказчик, от лица которого ведётся повествование, подробно описывает охватившее всех радостное смятение: «Суп по всем правилам завёрнут в спальный мешок. Даже чашки – о боже! вымыты. Нет, такое только в книгах. Я слышу тихий стон Мишки. Рядом с кастрюлей стоит бутылка вина. – Айгешат! – стонет Мишка. – Это для знакомства. – Мадемуазель, – склоняет голову Лёха. – В этих ватных штанах мне трудно походить на герцога, но позвольте поцеловать вам руку. В знак уважения. У вас экспедиционная душа – это высокий дар».

Позже выяснится, что «экспедиционная душа» Люськи – это на самом деле взятый напрокат костюм, но в плену обаяния своей принцессы рыцари-геологи будут находиться довольно долго. Даже после срывания всех и всяческих масок ореол обожания вокруг Люськи до конца не померкнет. Единожды присягнув ей на верность, Борода и его товарищи предпочтут алогичное постоянство выбранного служения доводам нравственного чувства и житейской мудрости.

Надо сказать, что и фильм не завершается революционным низложением биолого-геологической принцессы, потерпевшей этическое банкротство. Хотя все её негативные поступки показывают, что на людей Люська смотрит как на средство достижения собственных целей, и у обиженных ею героев, и у зрителей остаётся ощущение соприкосновения с чем-то скорее светлым и положительным. Противоречивость восприятия, видимо, обусловлена тем простым обстоятельством, что красота, по давнему наблюдению поэта Надсона, действительно «страшная сила». Кроме того, героиню сыграла актриса явно небесталанная. Светлана Смехнова в дальнейшем создаст вполне удачный кинематографический образ ещё одной городской девушки, заброшенной волей судьбы в далёкую северную тайгу. Произойдёт это в фильме Владимира Фетина «Таёжная повесть», снятом в 1979 году по мотивам знаменитой книги Виктора Астафьева «Царь-рыба» (конкретно – по канве главы «Сон о белых горах»).