А теперь у меня новая причина. Лили. Я сделаю это ради Лили. Я убью свою жену, чтобы быть с ней. И эта причина казалась важнее всех остальных.

До отлета в Лондон оставалась целая неделя, и я сказала Эрику, что жутко простудилась, и ему не стоит приезжать. Он согласился, при условии, что отвезет меня в аэропорт JFK во вторник. Я думала, мне будет тяжело провести рядом с ним в машине несколько часов, но все оказалось проще. Я вела себя так, будто ничего не случилось.

Летом мы с Эриком несколько раз говорили о моей поездке в Лондон. Я дала ему возможность высказать сомнения и опасения, но он настоял на том, что мы должны остаться вместе, без исключений. Он планировал приехать ко мне в октябре, через шесть недель после моего отъезда. Эрик уже купил билет. Так что когда мы прощались у аэропорта, он сказал:

– Шесть недель – кажется, это целая вечность, но на самом деле время пролетит быстро. Скоро увидимся.

– Слушай, – сказала я, – наверное, это прозвучит странно, но если ты считаешь, что эта разлука слишком длинная, я пойму. Если хочешь сделать паузу, познакомиться с кем-то, мне это не понравится, но я не буду мешать. Скажи прямо сейчас. А не потом.

Он смутился, его глаза впились в мои.

– Ты этого хочешь?

– Нет, совсем нет. Но я хочу услышать правду. Мне не понравится, если ты будешь изменять мне.

– Тебе не нужно беспокоиться об этом. Никогда.

Я искала на его лице малейшие признаки обмана. Я занималась этим много лет с родителями и могла безошибочно определить, когда мне врут. Но на лице Эрика я не увидела ничего, кроме любви и искренности.

– Жду не дождусь октября, – сказала я и крепко обняла его, пока нам не посигналил «Рейндж Ровер», которому мы мешали проехать. В каком-то смысле я не врала. Я действительно с нетерпением ждала приезда Эрика. Его лицо, невинное, любящее лицо, решило его судьбу. Я пока не знала как, но точно знала, что найду способ наказать Эрика, когда он приедет ко мне в Лондон.

* * *

Лондонский Институт искусств принимал всего несколько иностранных студентов в год, так что первую неделю я провела в гостинице «Рассел-Сквеа» вместе с сорока американскими студентами, прикрепленными к Международной академии учебы за границей, которая занималась исключительно американскими студентами. В течение недели, помимо приветствий, знакомств и координационных собраний, мы должны были разделиться на группы и арендовать жилье. Нам выдали список агентов по недвижимости, которые специализировались на временном жилье, и сказали, что легче всего найти квартиру группам по четыре – шесть человек. Как оказалось, многие американские студенты уже приехали группами. Я надеялась найти дешевую квартиру самостоятельно, но тут ко мне подошла симпатичная студентка со списком агентов в руках.

– Ты уже нашла группу? – спросила она.

– Нет, а ты?

– Нет, но моя старшая сестра уже проходила эту программу и сказала мне, что на самом деле делиться на группы не нужно – просто по какой-то причине они хотят, чтобы мы разделились на большие группы – но легче всего найти квартиру для двоих, вот я и заметила тебя. – Она выпалила все это, не переводя дыхания, с сильным техасским акцентом.

– Буду рада, – ответила я, довольная, что нашелся человек, который хоть немного разбирается в аренде квартир.

Она подпрыгнула, ее длинные темные волосы взлетели на плечах.

– Здорово! А то во всех группах есть и мальчики и девочки, пойми меня правильно, мне нравятся мальчики, но совсем не хочется жить с ними в одной квартире. Меня зовут Эддисон Логан. В семье меня зовут просто Эдди, но в Лондоне я решила назваться полным именем, Эддисон, но ты можешь называть меня как хочешь.

– Лили Кинтнер, – сказала я, и мы пожали друг другу руки.

После двух дней поисков мы, наконец, нашли однокомнатную квартиру в цокольном этаже в одном из домов эпохи короля Эдуарда в районе Мейда Вейл. До Института искусств приходилось долго ехать на метро, но район оказался самый приятный из тех, что нам показали. Эддисон сказала, что это единственное место, после которого не возникало желания сразу же принять душ, так что я согласилась. Я позвонила отцу, который преподавал в том семестре где-то в Калифорнии, и рассказала, что сняла квартиру в Мейда Вейл, и он ответил, что я шикарно устроилась, и упомянул паб «Принц Альфред», а в конце разговора пробурчал, что «единственный недостаток Лондона – чертовы американские студенты».

Мы с Эддисон оказались прекрасными соседками, в основном потому, что из-за наших расписаний почти не виделись. А примерно через три недели после приезда я стала видеть ее еще реже, потому что она начала встречаться с соотечественником-техасцем с ее курса, у которого была своя квартира в Камден Таун.

– Понимаю, это ужасно, проделать такой путь до Лондона, чтобы здесь встречаться с парнем из Лаббока по имени Нолан, но он такой милый.

– Не оправдывайся, – сказала я.

– А когда приезжает твой парень – Эрик, верно?

Я сказала ей, и она пообещала не попадаться на глаза, пока он будет здесь. Я стала убеждать, что это неважно, хотя действительно хотела, чтобы Эддисон не появлялась в нашей квартирке, пока Эрик будет гостить. Помимо учебы в институте, изучения лондонских книжных магазинов и музеев, я пыталась придумать, как убить Эрика и не попасться полиции. И, кажется, придумала.

Первая часть моего плана опиралась на страсть Эрика к соперничеству. Я сто раз наблюдала, как он играет в пул в Сен-Дане, и прекрасно знала, что он ненавидит проигрывать. Он старался скрыть это, но, когда проигрывал, особенно тому, кого не любил, умудрялся найти способ снова сыграть с этим человеком и выиграть. В то лето, когда Эрик приезжал ко мне в Монкс, он спрашивал меня про гигантский дуб на заднем дворе. Он заметил два выцветших флага, приколоченных к стволу, один пониже, а другой ближе к верхушке. Я объяснила, что однажды летом друг детства моего отца гостил у нас целый месяц, и они с отцом соревновались, кто залезет выше, и каждый повесил свой флаг. Они соревновались не одну неделю, но все кончилось, когда однажды ночью мой отец, напившись, свалился с первой ветки и сломал запястье. Рассказав Эрику эту историю, я знала, что он захочет залезть на дерево. Так и случилось. Ему понадобилось несколько попыток, но, наконец, удалось залезть выше, чем мой отец и его друг.

– Твой отец не будет возражать, если я повешу свой флаг?

Я рассмеялась.

– Ему все равно. Наоборот, это даже позабавит его.

– Необязательно, конечно, но, если ты думаешь, что ему будет весело, тогда стоит повесить.

– Ты всегда любил соперничать?

Он нахмурился.

– Я не люблю соперничать. Ты бы видела моего брата.

Тогда я подумала, что он плохо знает себя, но теперь воспринимала это как лишнее подтверждение его двуличной натуры. Он не хотел, чтобы люди знали, как страстно он желает выиграть любыми средствами. Он не хотел выдавать себя – ту часть своего характера, которую невозможно изменить. Так что, когда я услышала о пивном соревновании в грязном пабе под названием «Бутылка и стакан» в конце нашей улицы, то поняла, что смогу уговорить Эрика поучаствовать. Мой план не требовал, чтобы он напивался до потери сознания, но это значительно облегчит задачу.