За вопросом молодого гвардейца, сидящего на скамье с краю, последовал всеобщий хохот. Это был миловидный тип лет двадцати с небольшим с каштановыми локонами и темными глазами под густыми ресницами. Поднявшись, он собрал обломки дощечки и протянул их Себастьяно.

– Смотри, что ты натворил, – усмехаясь, сказал он. – Боюсь, теперь это милое дитя не сможет принять наш заказ.

Себастьяно, нахмурив лоб, рассматривал восковую дощечку или, лучше сказать, то, что от нее осталось. На ней еще сохранились последние заказы соседнего стола.

– Это ты писала? – спросил он.

Во рту у меня пересохло, и я только молча кивнула. Как же он невероятно красив! Я чуть было снова не разрыдалась при мысли, что он меня не помнит. Глаза жгло от наворачивающихся слез. Судорожно щурясь, я отвела взгляд. Если я не возьму себя в руки, никогда не смогу привлечь его внимание. Точнее говоря, то внимание, которое для меня ценно, а не «Посмотри-ка, что за деревенщина».

– Что это за девчонка, Жак? – спросила одна из дам молодого человека, поднявшего дощечку.

– Ах, да она сегодня утром во время этой суматохи на рыночной площади хотела поговорить с Себастьяно.

– И о чем же?

Краем глаза я видела, что Жак многозначительно улыбнулся.

– Этого мы не знаем, – вмешался в разговор другой гвардеец. – Вероятно, тут какие-то сладостные секреты.

Они с Жаком походили друг на друга как две капли воды, видимо, будучи близнецами. Различались они только цветом штанов. У Жака были серые, а у его брата голубые.

– Себастьен, Жюль говорит правду? – спросила вторая девушка. – У тебя с малышкой сладостные секреты? Мила-то она мила. Но ей стоило бы принять ванну.

Снова взрыв всеобщего смеха. Я почувствовала, как от смущения кровь прилила к щекам. Больше всего на свете мне хотелось провалиться сквозь землю.

К моему великому облегчению, Себастьяно не поддержал этого обстрела насмешками.

– Оставьте ее в покое, – сказал он. – Девчонка меня вовсе не знает. Она просто ошиблась. – Он обратился ко мне: – Так ведь?

Я кивнула, благодарная за брошенную им спасательную веревку. Тем не менее обольщаться не стоило. Эта встреча началась так же по-дурацки, как и предыдущая. Я опять выглядела как младшая сестра Золушки. Больше того – я, как завзятая недотепа, стукнулась головой о его голову и стала в глазах его друзей каким-то анекдотическим персонажем. И теперь я просто обязана была каким-то образом все исправить. Нет, не так. Мне очень нужно было все исправить. Спрашивается только – как?

В любом случае мне следовало взять себя в руки и ни за что не распускать нюни. Вздернув подбородок, я как можно спокойнее взглянула на всю эту компанию, хотя чувствовала себя последним ничтожеством:

– Что принести господам?

Они стали заказывать, но делали это очень сумбурно. Обе дамы трижды меняли свое решение, а за соседним столом два посетителя захотели еще по бокалу вина. Схватив обломок дощечки побольше, я стала быстро записывать. Подняв глаза, я тут же встретилась взглядом с Себастьяно. Он казался каким-то… взволнованным. В надежде, что это хороший знак, я улыбнулась ему. Не натянутой улыбкой, а от всего сердца. Улыбкой, похожей на меня саму в эту минуту, – дрожащей, робкой, но полной любви.

– Вы еще ничего не заказали, месье, – сказала я.

Из-за того, что все остальные сгрудились вместе, он оказался на краю скамьи.

– Я возьму ветчину, хлеб и к этому бокал красного, – сказал он. – Но вина только на два пальца, остальное – вода.

Впившись в него взглядом, я судорожно сглотнула. Именно так он всегда заказывал вино в наших путешествиях в прошлое, когда мы вдвоем ходили что-нибудь выпить.

– Что-то не так, девочка? – спросил он.

– Нет-нет, все прекрасно, – лихорадочно закончив записывать, я поспешила к стойке, чтобы заказать напитки, а затем пулеметной очередью попросить на кухне заказанные блюда. Месье Мирабо ни в каких записях не нуждался, он без труда запоминал каждый заказ. В эту минуту он гигантским ножом мастерски нарезал огромный кусок ветчины на тонкие ломтики и только кивнул, когда я перечислила ему все заказанное.

– К сожалению, дощечка раскололась, – завершила я свой рассказ. – Я уронила ее из оплошности. Можете вычесть из моего жалованья.

– Я знаю, – пробурчал он. – Но она раскололась не от падения, а под сапогом молодого Фоскера.

– Вы его знаете? – спросила я с бьющимся сердцем.

– Ну конечно. Он один из тех, кто ест здесь каждый день. Живет на улице Рю Сен-Мартен и состоит в гвардии кардинала.

– Он уже давно сюда ходит?

Месье Мирабо наморщил лоб:

– Думаю, всего пару месяцев.

Во мне затеплилась робкая надежда. Судя по всему, Себастьяно не был навсегда переселен из будущего в прошлое, как Неведающий, а просто страдал временной амнезией.

– Он родом из Гаскони[8], как и большинство отважных гвардейцев.

И снова сердце у меня упало. Это все-таки могло быть полное переселение. Со всем, что к этому относится, – друзьями, знакомыми, родственниками. Но только не в Париже, а в Гаскони, где бы она ни находилась. Может, у него там семья? При этой мысли все во мне похолодело.

– Единственный сын, рано потерял родителей, – продолжал месье Мирабо свой рассказ.

Я осторожно перевела дух. Семьи нет.

– И дом тоже потерял, – повествовал дальше месье Мирабо. – Все уничтожил пожар, пока сам он путешествовал. Остатка отцовского наследства как раз хватило на то, чтобы купить место в гвардии. Храбрый, целеустремленный юноша этот Фоскер. Не сдался, несмотря на трудную судьбу. Далеко пойдет.

– Вино можно забирать! – крикнула служанка на розливе.

– За работу, девочка, – велел месье Мирабо. – Я плачу тебе не за то, чтобы ты тут столбом стояла! – Но прозвучало это и вполовину не так злобно, как его первая бранная тирада.

У меня комок подступил к горлу. Рассказ месье Мирабо о Себастьяно глубоко запал мне в душу, хотя на самом деле все было совсем не так. Пусть даже его воспоминания и не соответствовали реальности, – ведь ему внушили их какие-то высшие силы, – наверняка они все равно причиняли ему боль. Я подавала напитки, а сердце мое затопило сострадание. Когда я нагнулась, чтобы поставить на стол последний бокал вина, Жак, сидевший рядом с Себастьяно, принялся лапать меня сзади.

– Ты не прав, Себастьен, – сказал он с непристойной ухмылкой. – Под этим уродливым передником скрывается вовсе не маленькое, тощее существо. У нее там все как надо.

– Зато у вас – нет, месье! – Я плеснула вино из бокала ему в лицо: – Вот теперь все как надо.