Но вскоре выяснилось, что хозяин не откровенничал с Фрэнсисом Кейстером. Тот, взволнованно приглаживая свои густые кудрявые волосы, рассказал, что служит у Сэтона-Кэрью полтора года и не может пожаловаться на условия, поскольку хозяин, будучи джентльменом, часто обедал и ужинал вне дома. Занимался ли его хозяин бизнесом, слуга не знал. Он скорее назвал бы его праздным джентльменом. О гостях Сэтона-Кэрью он не мог сказать ничего определенного, разве что их бывало немного. Правда, припомнил Баттеруика и с воспитанным покашливанием заметил, что тот все принимал близко к сердцу и порой закатывал истерики, особенно если заставал у Сэтона-Кэрью другого молодого джентльмена и даже леди.

— Мистер Сэтон-Кэрью часто принимал дам? — осведомился Хемингуэй.

— Дамами их называть не приходится, — стыдливо ответил Кейстер. — Зато, — добавил он, явно гордясь хозяином, — его принимали во многих хороших домах.

— У него имелись родственники?

Никаких родственников Кейстер никогда не видел, имени адвоката Сэтона-Кэрью назвать старшему инспектору не смог. Обыск стола в гостиной почти не дал результата: у Сэтона-Кэрью была, похоже, привычка уничтожать свою корреспонденцию, адресной книги у него тоже не оказалось. Зато из чековой книжки Хемингуэй переписал название и адрес банка.

Отправив инспектора Гранта к управляющему филиала, которым пользовался Сэтон-Кэрью, Хемингуэй позвонил в контору доктора Джонсона, Тимоти Харту. Тот не был занят в это утро в суде и сказал, что с радостью примет старого знакомого, однако оговорился, что делит небольшой кабинет с другим многообещающим адвокатом и предпочел бы встречу у себя дома, в «Пейпер билдинг». Туда старший инспектор и направился.

В жилище Тимоти его впустил мужчина средних лет, типичный ветеран войны. Он пригласил гостя в удобную комнату с окнами в сад, с запахом табака и кожи, всю в книжных полках. Полки были уставлены устрашающими томами судебных решений и прочей юридической литературой, частью приобретенной из вторых-третьих рук и довольно ветхой. Почти весь пол был покрыт старым персидским ковром, у окна высился широкий двухтумбовый стол. За этим столом сидел в черном пиджаке и полосатых брюках, как того требовала его профессия, сам молодой Харт, куривший трубку и рассматривавший бумаги в дешевой папке. При появлении Хемингуэя он отложил бумаги и встал:

— Входите, старший инспектор! Добро пожаловать в мое скромное жилище! Сбросьте с кресла все лишнее и садитесь! Не обращайте внимания на беспорядок: так мне больше нравится.

— Должен сказать, сэр, что мне это тоже нравится больше, чем последние апартаменты джентльмена, в которых я побывал, — произнес Хемингуэй, пожимая ему руку.

— Чьи это апартаменты, позвольте узнать?

— Сэтона-Кэрью.

— Надо же! — удивился Тимоти. — Я предполагал, что он устроился со вкусом.

— Так и есть. — Прежде чем сесть, Хемингуэй убрал с сиденья глубокого кресла «Таймс», роман в бумажной обложке, коробок спичек, две пачки бумаг, перехваченные красной резинкой, и черного кота. — Инспектору Гранту там не понравилось. Что поделать, он шотландец! Лично я гляжу на вещи либеральнее. Нет, благодарю вас, сэр, я, если не возражаете, закурю свою трубку. Захотелось, знаете ли, поболтать с вами о былых временах.

— Ваше право. Выкладывайте, с чем пожаловали? Кто я — главный подозреваемый или справочное бюро?

— Вы всегда были хитрее целой стаи обезьян, сэр, не так ли? Как бы это рано или поздно не навлекло на вас неприятности. Мне действительно нужна кое-какая информация. А еще любопытно, чему вы посвятили время после нашей с вами последней встречи.

— Школе, войне, Кембриджу, адвокатской практике, — лаконично ответил Тимоти.

— Рад, что вы закончили войну живым и невредимым. Где воевали?

— Проще перечислить, где я не воевал.

— Звучит впечатляюще! Не рассказывайте, что не служили в отряде коммандос — все равно не поверю!

— С этим покончено! — со смехом заверил Тимоти.

— Но все равно, если бы из спины Сэтона-Кэрью торчал устрашающего вида нож, я бы не задумываясь арестовал вас.

— Значит, я вас перехитрил? Пиво, виски?

— Стакан пива, спасибо, сэр. А теперь шутки в сторону. При желании вы могли бы оказать мне помощь в расследовании. Честно признаюсь, я в растерянности. Крайне непривычная обстановка. Мне бы взглянуть вашими глазами, так сказать, на действующих лиц. Ваше здоровье, сэр!

Тимоти поднял бокал, после чего устроился в кресле по другую сторону от камина.

— Не обещаю, что отвечу. Что именно вы хотите узнать?

— Что за человек был этот Сэтон-Кэрью, чем зарабатывал на жизнь?

— Хотел бы я сам это знать! — воскликнул Тимоти. — Сколько раз я задавался тем же вопросом. Думал, люди этой породы давно перевелись. Ума не приложу, как в наши нелегкие времена можно жить праздным джентльменом, без видимых средств к существованию. Обитать в привилегированном месте, хорошо одеваться, разъезжать в мощном автомобиле, посещать скачки, премьеры опер и балетов, быть принятым в аристократических домах! Женщины чаще всего были от него без ума, мужчин он обычно раздражал. К ним, — оговорился Тимоти, — мы не станем причислять тех, кого вежливости ради назовем «мальчиками». О мертвых либо хорошо, либо ничего. Мелхиседек!

Запрыгнувший ему на колени кот выгнул спину под ласкающей ладонью, дважды развернулся и, громко урча, уселся на свой хвост.

— Вы назвали бы его джентльменом, сэр?

— Скорее невежей высокого класса. Знаю, что вы имеете в виду, и ответ утвердительный. Неизвестно, какая альма-матер имела честь его взрастить, но если Сэтон-Кэрью не обладал редчайшей способностью все схватывать с пол-оборота, то это было одно из достойных учебных заведений. Ни разу не слышал, чтобы он упомянул каких-нибудь родственников, и сам никогда не встречал других носителей его фамилии. Казалось бы, человек с такой громкой двойной фамилией должен иметь по всей стране уйму кузенов! Так нет же! Но будем к нему справедливы, в этой фамилии не было военной приставки. Мне всегда недоставало в нем именно ее. Что еще вам рассказать? Или я уже достаточно наклеветал?

— По-моему, вы его недолюбливали, — заметил Хемингуэй, подмигнув.

— Полагаю, человек вашего ремесла должен обладать развитым инстинктом, — промолвил Тимоти. — Верно, недолюбливал. Вообще говоря, я симпатизирую его убийце, хотя не скажу, что одобряю удушение людей, пришедших поиграть в бридж. Это как-то нарушает гладкое течение мирного вечера.

— Если не возражаете, сэр, я назову вас хладнокровным молодым дьяволом! — заявил Хемингуэй. — Если возражаете, то я, конечно, возьму свои слова обратно, но в голове у меня они останутся. Следующий мой вопрос — деликатный. Кто такая миссис Хаддингтон?

— Здесь мне, как и вам, старший инспектор, остается лишь гадать. Вдова со средствами, пролезшая в свет полтора года назад. По словам моей матери, раньше свет о ней ничего не знал. Утверждает, будто долго жила за границей. Очевидная причина ее проникновения в свет — красавица дочь. Как у нее это вышло, одному богу известно. Ее не назовешь привлекательной особой, правда?