— Попробуем сначала психологические методы, без медикаментозного вмешательства. Иногда это помогает, — заявила я авторитетно.

— Гипноз?

— Только не мешай. Что бы я сейчас ни говорила — молчи, а то все испортишь. Ясно?

— Конечно, — прошептала Галка, сразу же отошла и села за стол. — Свет включить?

Стасик смотрел на меня неподвижным, невидящим взглядом. Даже в полумраке можно было хорошо разглядеть провалы под глазами на молодом и, судя по видеозаписи, симпатичном лице, которое теперь было мертвецки искаженным. Сколько же он сегодня ширнулся или выкурил какой-нибудь дряни, чтобы загнать себя в такой угол?

— А теперь тебе придется ответить, — начала я, и Стасик поднял с подушки голову, дернулся навстречу моему голосу.

— Ты кто? — спросил хрипло. — Я так и знал, что придешь. Пришла…

— Да, пришла, — только и нашлась я сказать.

— А я почему-то смерть не такой представлял, — прошептал Стасик. — Думал, что она старая, страшная. Старуха с косой, наподобие моей бабки. А она, оказывается, молодая. А чего? Так и должно быть. Я-то еще молодой, за такими, значит, молодая приходит, красивая. Смотри-ка, а ты красивая. Я тебя не боюсь даже совсем. Красивее Галки, ложись со мной, а? Ну чего ты? Давай покувыркаемся — и ты меня к себе заберешь, такой кайф, наверное, будет…

На всякий случай я повернулась к Галке и приложила палец к губам, чтобы та не вмешивалась, — но девушка и так сидела, оцепенев, слушая бормотание Стасика, набирающее скорость. Парня, как говорится, прорвало и понесло…

— Где Кораблев? Александр Денисович? — спросила я отчетливо.

— А, вот чего! Ты сначала все из меня выпотрошить хочешь, чтобы чистеньким взять? — пробормотал Стасик, несколько снижая градус своей экзальтации. — Ну да, конечно. Да только я не виноват ни в чем. Точнее, не во всем виноват.

— Где Кораблев? — повторила я вопрос неумолимым голосом, как будто и правда сама смертушка неминучая.

— Я бы сам хотел знать. Но если они все же его убьют… Я сказал, я им сказал — только посмейте! Тогда — все. Тогда я даже не знаю что, они все же немного боятся… Положи мне руку на лоб, ну, пожалуйста — вот так, спасибо, скоро совсем станет хорошо, когда ты вся придешь. Не хочу я так больше, не могу.

— В чем же ты виноват? — спросила я мальчишку участливо, потому что мне и правда его по-настоящему жалко стало, особенно когда нащупала под рукой огненный лоб. — И виноват ли?

— Ведь это я сам все придумал, сам! — дернулся резко Стасик и даже руку мою сбросил. — Конечно, я отчима терпеть не могу, это все знают. Как его морали заумные услышу — злость берет. Но никогда я его смерти не желал, слышишь? Я тебе правду говорю, ты же сама видишь! Мы придумали, как прижать его и сделать так, чтобы мать деньги выложила. Мои, между прочим, деньги!

— Твои?

— Она еще когда мне обещала отстегнуть, чтобы я дело свое какое-нибудь открыл, а зажала. Мы тут с бабкой впроголодь живем, а она, а она…

— На траву не хватало? Или на что? — сбила я немного со Стасика обвинительный пыл.

— И это тоже! Ты хоть знаешь, что это такое, когда ломает? Ну да, ты знаешь, не одного такого забрала к себе, сука! Сука!

Стасик явно становился все более агрессивным, даже пена у рта появилась. Ну ничего, с одним-то доходягой я быстро справлюсь — так скручу, что и пикнуть не успеет.

— Вы похитили Кораблева, твоего отчима. И что дальше — потребовали выкуп? Говори?

— Это мои деньги! — взревел и перебил меня Стасик. — И мальчишки тоже так считают — мои законные, любые нормальные родители слово держат. Вон Витька тоже курит — и ничего, ему вторую машину купили, а эти только воспитывают, нотации читают. Но я не думал, что мать откажется даже так деньги отдавать! Шиш вам — говорит, и все дела. Делайте с ним что хотите — нет никаких денег. Мы все даже припухли от неожиданности. Слушай, какая у тебя рука холодная. Конечно, ведь так и должно быть, ты сиди близко — а то у меня такой жар, вот-вот глаза выкатятся наружу. Чувствуешь, здесь, как в Сахаре, песок внутри обжигает… Скорей бы уж…

— Дальше! Что было дальше? — слегка потрясла я за плечо Стасика, видя, что он уже с готовностью прикрыл глаза. — Александр Денисович жив? Где он?

— Не знаю. Теперь ничего не знаю, — сказал Стасик через силу. Момент подъема прошел, теперь он чувствовал себя полностью опустошенным. — Если бы не я, они его сразу бы пришили. Так было уже, но я говорю: вы что, мужики, все же отчим, не надо мочить-то. А Максим говорит: в таких случаях убирать надо, а то настучит. Я еле-еле договорился еще потянуть — ведь я мать хорошо знаю. Повыкобенивается — а потом все равно сдается. Но потом услышал: они решили и мать потрясти, скоты, на даче ей устроить, как они говорят, контрастный душ — мне потом Федос проговорился, он тоже не хотел. Но кто-то им помешал с ней с глазу на глаз…

Вот это да! Оказывается, мальчишки собрались на даче не для того, чтобы помочь безмозглой Кораблихе, а, наоборот, прижать ее к стенке. Отсюда и охрана на калитке — чтобы никто не помешал. Лишь случайность, что мы объявились в этот самый момент, когда бандюги решили осуществить свой план, просто счастливая для нее случайность. То-то Макс тогда оскорбленный удалился. Помешали бедняжке. Все-таки интуиция пока у меня работает нормально — сразу в темноте врезала, кому надо, самому главному всей шайки.

— А я сказал: смотрите, мужики, если отчима или тем более мать замочите — я не знаю что… Одно дело деньги вытрясти, тем более они — мои! Мои! Но так тоже…

— Где прячут Кораблева? Где должен был проходить бизнес-семинар? В каком-то профилактории? Где?

— Откуда я знаю? У Макса дом в Березовке — в лесу возле заброшенного пионерского лагеря. Он там кое-какие дела делает, но точно я не знаю. Может, в гараже где держит? Или в бункере?

— Так вот в чем дело! — вдруг громко подала в темноте голос Галка. — Теперь я все поняла, чем они там занимаются. А то, думаю, — странно как-то, вечно звонки непонятные… Ты, говорят, просто соединяй или информацию под диктовку записывай — мы сами разберемся…

В дверь кто-то позвонил. Галка побежала открывать. Появившийся в комнате коротенький человечек с большими очками на лице первым делом включил в комнате свет, и сразу видны стали убогие старые обои, нищенская мебель, неряшливо валяющиеся повсюду вещи. Но особо печальное зрелище представлял лежавший на кровати молодой изможденный человек с расширенными глазами и пунцовыми щеками.

Подойдя к пациенту, Валерий Семенович пощупал пульс и сразу сказал:

— Срочная госпитализация. Немедленно.

А я поймала на себе изумленный взгляд Галки, которая только теперь узнала во мне сегодняшнюю посетительницу офиса ребятишек — «туристов», от которой со всех ног улепетывал Максим. Но я не стала ничего объяснять, а быстро выскользнула за дверь, оставив врача и близких хлопотать над телом больного. Пусть радуется — Смерть посидела с ним в темноте, поговорила и ушла, не стала сильно приставать. Может, выздоровеет мальчишка с перепугу?