Раджа снова тоскливо мяукнул.

Жасмин уставилась на джинна.

В один миг тот вдруг оказался в наряде портного и, зажав губами булавки, с деловитым видом приготовился измерять ее мерной лентой, но замешкался.

– Гм... может, ты и так уже знаешь свои мерки? – неуверенно спросил он.

Это оказалось последней каплей.

– Как ты можешь это делать? – вопросила Жасмин, сама едва не срываясь на крик. Истерика, которая нарастала в ней всю последнюю неделю, теперь грозила прорваться наружу, накрыв ее с головой. Она вскочила с того места, где ласкала Раджу, и принялась нервно расхаживать туда-сюда, стараясь не взорваться. Сложив на груди трясущиеся руки, она изо всех сил пыталась совладать с собой.

Джинн с извиняющимся видом пожал плечами.

– У него лампа. У него власть. Я должен делать то, что он хочет. Поэтому я и спрашиваю его: «Каковы будут твои пожелания, Хозяин?» Или ты это упустила?

– Ты сделал худшего из людей самым могущественным чародеем в мире! Он же сумасшедший! Аграба обречена! А мне придется выйти за него замуж! А тебе все равно, да?

– И вовсе не все равно. Думаешь, меня это не угнетает? Знаешь, я готов согласиться, что для маленькой избалованной принцессы ты не так уж плоха, и я готов признать, что твой город в двух шагах от того, чтобы превратиться в самый мрачный тиранический кошмар. Но – и пожалуйста, прими это во внимание, – я должен исполнять то, что он велит.

Жасмин уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но джинн ее не слушал. Он с мечтательным видом вперился в пространство, погрузившись в далекие воспоминания.

– Вот как-то раз был у меня хозяин. Просто чудный парень. Он пожелал... знаешь, что он пожелал? Отару овец побольше и дом. Он жил в шалаше, а хотел иметь дом. Ну, я дал ему дом. И овец. И жену – которая, должен добавить, с большой охотой пошла за парня с большой отарой. И никаких законов магии нарушать не пришлось, мне следовало просто найти ее. Итого три славных маленьких желания – и он был счастлив отпустить меня с миром. Вот бы у всех были такие скромные запросы.

– Прекрати! – не выдержав, завизжала Жасмин. – Избавь меня от твоих вечных шуточек и сказочек! Ведь речь идет о моей жизни... и жизни Раджи, и жизни каждого человека в Аграбе, а для тебя это всего лишь очередная забава! Как же тебе не стыдно!

– Это мне должно быть стыдно? – пророкотал джинн.

Синий дым заклубился, и джинн внезапно вырос в размерах, нависая над ней, как гора. Жасмин замерла, стараясь не показывать страха. Комната наполнилась темными тучами, в которых засверкали грозовые молнии.

– Мне кажется, вы не очень внимательно вникли во все обстоятельства, Ваше Высочество. Я – пленник. Я – живое, мыслящее создание, наделенное чувствами, оказался в ловушке внутри этой лампы и провел в ней десять тысяч лет. И выпустили меня из нее лишь затем, чтобы вы, люди, приказывали мне исполнять ваши алчные, безумные желания. И кому, по-твоему, надлежит стыдиться? Интересно, как долго смогла бы ты сохранять здравый рассудок в подобных обстоятельствах?

Жасмин никогда не думала об этом с такой точки зрения. Джинны были для нее просто... волшебными существами, пойманными в лампы, от которых можно было требовать исполнения желаний. Она никогда не видела в них людей. В тех сказках и легендах, которые она слышала, о них не говорилось как о людях. Они просто исполняли то, что им велели.

Но джинн еще не закончил.

– Знаешь, что еще? Весь мой народ исчез. Раса джиннов давно вымерла, исчезла с лица земли. Полностью. Ага, это случилось где-то в течение последних десяти тысяч лет, но я не знаю точно, когда именно и почему, потому что я, видишь ли, сидел в это время в лампе. Я – единственный, кто остался. Поэтому в этом мире я полностью одинок, и если вдруг когда-нибудь, каким-нибудь чудом я вдруг снова обрету свободу, мне некуда будет пойти, потому что у меня больше нет ни дома, ни родни. Ах да, вероятно, эта незначительная деталь тоже ускользнула от внимания Вашего Высочества? Насчет «обретения свободы»? – Джинн яростно потряс перед ее лицом своими запястьями. Жасмин с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, когда широкие золотые браслеты оказались в опасной близости от ее носа. – Я в рабстве, понятно? Эти штуки, солнышко, называются кандалы. А впрочем... что ты можешь понимать в этом?

Джинн резко умолк, как будто вдруг полностью выдохся. Тучи рассеялись, а он стремительно уменьшился в размерах – как будто втянулся сам в себя, одновременно отдаляясь от Жасмин.

– В мире людей ты – принцесса. Ты и понятия не имеешь, что такое неволя.

Жасмин сделала глубокий вдох. Потом шагнула вперед и положила ладонь на руку джинна, над самым браслетом.

– Джинн. – Она заглянула в его глаза на огромном, как бычья голова, синем лице. Было так трудно увидеть в нем человека... нет, не так. Не человека – личность. Но она должна была попытаться. – Я виновата. Мне очень жаль, что я не понимала, в каком ты положении. Я ничего не знала о том, как на самом деле живут джинны. То есть жили. Ты прав, я всего лишь избалованная маленькая принцесса. Тупица. Дурочка. Что я на самом деле знаю о жизни?

На его лице появилось выражение раскаяния, но она покачала головой, не дав ему заговорить.

– Твоя жизнь длиннее моей в тысячи раз... так что с моей стороны было непозволительной дерзостью пытаться судить тебя. Дедуля, – добавила он, шутливо подмигнув.

– Эй, послушай... – начал было джинн, но она не дала ему продолжить.

– Но что касается разговора о неволе... прежде чем вы с Джафаром принялись за дело, мой отец действительно собирался выдать меня замуж – то есть вручить, как мило заметил Джафар, любому принцу, который покажется мне наименее отвратительным из всех. А дальше мне оставалось бы только рожать детей, пока на свет не появится мальчик – наследник трона. Конечно, при условии, что я не умру родами до того, как это случится. И мне повезет, если я доживу хотя бы до сорока, что, согласись, гораздо меньше, чем десять тысяч. А в данную минуту я заперта в своей комнате в ожидании, когда меня выдадут замуж за человека, которого я ненавижу и которого я с той же силой буду ненавидеть до конца моих дней, если только он не отыщет заклинание, которое заставит меня полюбить его любовью безмозглой куклы. И если это, по- твоему, не неволя... то что же это?

Джинн молча глядел на нее некоторое время.

– Извинения приняты, – изрек он наконец. Это прозвучало почти серьезно. Но по его странным, нечеловеческим глазам она все же догадалась, что он понял.

Жасмин вдруг почувствовала, как все, что мучило ее последние дни – страх, боль, гнев, – куда-то улетучилось. Она бессильно плюхнулась на кровать и потерла усталые глаза. Теперь у нее был товарищ – правда, такой же беспомощный, как и она сама. Они могли разве что посочувствовать друг Другу, но не больше. Разве это такое уж достижение?

Зато теперь Жасмин куда лучше понимала, что за создание оказалось рядом с ней.