Гаррисон остановил автомобиль позади полицейской машины, припарковавшейся прямо за «хондой» моей девочки, и вышел.

— Мне нужно посидеть минутку, — сказала я. Слова слетали с моих губ какими-то обрывками, словно я задыхалась. — Мне нужно…

Я посмотрела на ярко-желтую машину. Лэйси называла ее подсолнухом.

— Я все осмотрю, а вы не торопитесь, — сказал Гаррисон.

Он закрыл и пошел к «хонде».

— Убедись, что криминалисты не пропустят никаких отпечатков пальцев, — сказала я ему вслед, пытаясь уцепиться за остатки инстинктов копа.

Машинка моей девочки, выбитое окно, ее… Я отчаянно пыталась не дать своему воображению дорисовать картину. Стоп, не надо, не думай о плохом, это не поможет. Но это все равно что пытаться остановить дождь голыми руками.

Я вылезла из машины и тоже подошла к «хонде». Тут же вспомнился тот день, когда Лэйси впервые приехала на ней домой. Я сфотографировала дочку перед автомобилем, с документами о регистрации в руках. Думаю, такую же радость испытывают птицы, когда впервые взлетают. Но как радость могла кончиться на этой улочке? Как это случилось? Если бы я не… Если бы я только…

Я начала думать как жертва.

Много лет я слышала отчаянный шепот жертв, пытавшихся объяснить несчастье, случившееся с близкими, перебросив мостик во времени и находя какую-то определенную причину. Но я-то знала лучше. Причин всегда больше. Но даже если вы и виновны косвенно в горе, какая разница? Время вспять не повернешь, ошибки не исправишь. Это свободное падение в темноте, когда вы понятия не имеете, когда приземлитесь.

Я обошла дочкину машину и подошла к осколкам стекла, усеявшим тротуар.

— Двери все еще заблокированы, — сказал Гаррисон.

Я попыталась наклониться и заглянуть в салон через выбитое окно, но мое тело сопротивлялось, как оно сопротивляется, когда вы подходите к краю обрыва. Я отвернулась.

— Сделайте несколько вдохов, — посоветовал Гаррисон. — Медленных и глубоких.

На противоположной стороне улицы банановое дерево шелестело под легким бризом. На тротуаре собралась толпа зевак. Я прикрыла глаза, и шорох листьев сменился звоном выбиваемого стекла.

— Ее вытащили через окно, — сказала я.

Гаррисон кивнул.

— Господи, — прошептала я, желудок сжался, я отвернулась, подошла к краю розмаринового куста, и меня стошнило.

— Господи, — повторила я.

Я попыталась отогнать от себя видение, но оно было слишком ярким. Вот чьи-то руки хватают Лэйси за волосы и за блузку, а она отбивается. Я видела, как дочкины пальцы судорожно сжимают руль, когда преступник вытаскивает ее наружу.

Я услышала хруст гравия. Сзади ко мне подошел Гаррисон, несколько секунд постоял молча, а потом спросил:

— Вы в порядке?

Я кивнула. Тысячу раз я бывала на месте преступления. Я смотрела в бесчисленные лица близких жертвы, чьи сердца были разбиты вдребезги. Мы твердили им, что понимаем их горе, держали их за руку, но никогда не позволяли себе по-настоящему пережить их чувства, взглянуть на мир их глазами. А теперь я одна из них. Я читаю это во взглядах других полицейских. Осторожно, не подходи к чужому горю близко. Я переступила через желтую ленточку и теперь стояла по ту сторону — как жертва.

К месту преступления подъехали еще две полицейские машины. Молодая женщина-сержант пошла прямиком ко мне.

— Вы офицер Джеймс? — спросила я.

Она кивнула.

— Мне очень жаль, лейтенант.

Потом жестом показала на уголок губы. Я вытерла остатки рвоты.

— Нужны еще полицейские, чтобы по горячим следам выявить свидетелей.

— Уже едут. Значит, здесь все и случилось.

— А еще установите прослушку на мой телефон, а то вдруг… — Я не смогла закончить мысль.

— Мы все сделаем, — успокоил меня Гаррисон.

Я посмотрела на офицера Джеймс. Ей, наверное, около тридцати, но по виду не дашь больше, чем моей Лэйси. Белокурые волосы аккуратно заправлены за уши. Никакого многослойного пирсинга, в каждом ухе по одному простенькому серебряному колечку. Ярко-голубые глаза. Два колечка на правой руке и не одного на левой.

Господи, у меня в ее годы уже родилась Лэйси, а Джеймс даже не замужем.

— Мы сделаем все возможное, — заверила меня она.

Копы всегда произносят эти слова, когда пострадал кто-то из своих. Наверное, я говорила их в больничной палате Трэйверу, но они неприменимы к моей девочке. Джеймс сжала мою руку. Вот оно, полицейское братство, хотя в нашем случае термин «братство» не подходит. Думаю, для нее и ей подобных я — образец для подражания. Первая женщина, ставшая во главе убойного отдела, первая в пятом, первая в десятом. Но при всем этом я не смогла защитить своего ребенка.

— Вы ранены, — заметила Джеймс. — Вызвать «скорую»?

Я слабо покачала головой, и она отошла в сторону поговорить с другими полицейскими, оцепившими по периметру «хонду» моей дочери.

Я чувствовала себя потерянной, неуместной. И не знала, какой шаг предпринять дальше. Куда, в каком направлении? Теперь мне самой нужен был образец для подражания. Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Было такое чувство, что щека, по которой мне съездили дверью, светится как неоновая вывеска. Мне казалось, что земля подо мной разверзлась и поглотила меня. Я не могла задержать воздух в легких, а сердце билось как бешеное.

— Давай работай, — прошептала я. Осмотри место преступления, опроси свидетелей, работай, работай.

Я с трудом сделала вдох.

— Нужно отыскать свидетелей, — промямлила я, причем воздух кончился раньше, чем я завершила предложение. — Кто-нибудь должен был что-то видеть или слышать. Все, что угодно.

Гаррисон снова бросил взгляд на машину. Я прочла в его взгляде, что он что-то просчитывает в уме.

— Что?

— Да так, думаю… — сказал он, засомневавшись, стоит ли договаривать.

— Думай вслух, хоть хорошее, хоть плохое.

Он еще раз посмотрел на машину.

— Ни в машине, ни на тротуаре нет следов того, что ваша дочь ранена.

Я сглотнула, все еще задыхаясь.

— То есть отсутствуют следы крови.

— Да.

— И мне должно стать лучше от этого?

Он покачал головой.

— Я имею в виду, что, возможно, ее исчезновение не связано с делом Финли.

Он указывал на что-то, невидимое моему глазу, чем ужасно меня разозлил. Мне не нужны вопросы без ответа, мне нужно вернуть свою девочку.

— О чем ты, черт бы тебя подрал?

— О том, что все остальные, с кем имел дело этот парень, мертвы. И если бы это был он, то, я думаю, Лэйси все еще была бы в машине.