Они называли себя «Ангелы ислама». Вот уже несколько лет их корабль раз в несколько месяцев появлялся в окрестностях Апшерона. Приходил ночью, швартовался на Жилом и уходил на рассвете, никогда не задерживаясь дольше, чем на несколько часов. Откуда они появились и на самом деле, знали лишь несколько избранных. Информация была скудной: про порт приписки, что находится он на той стороне Каспия да что руководит ими Азраил[22], которого никто не видел, но от имени которого и говорили и действовали капитан и команда.

Подобное всегда тянется к подобному, и совсем не случайно таинственный корабль впервые пришвартовался именно к Артему и именно с его обитателями вел все дела. Обитатели острова и команда корабля поладили быстро, каждый получил от сделки все, что хотел.

Для остальных же, тех, кто по воле случая хоть раз видел таинственное судно, его появление было тайной за семью печатями, порождающей самые невероятные домыслы и слухи. Так, пару раз в море на него натыкались рыбаки с «Сахила», после чего по бакинскому метро стали ходить страшилки, одна невероятнее другой, о летучем голландце, бороздящем воды Каспия и приносящем несчастье любому, кто его встретит.

Но никто и ничего доподлинно не знал: был ли корабль или это просто плод больного воображения уставшего рыбака?

Но корабль был. Его команда пришла в Баку в надежде получить то, что им могли дать только тут – продукты переработки нефти. За черное золото они готовы были платить золотом настоящим. И товаром, спрос на который не иссякнет никогда.

Спросите, какое отношение все это имеет к нашей истории? Оказывается, самое прямое, большие дела всегда влияют на судьбы маленьких людей.

* * *

В дверь ради приличия пару раз стукнули: она открылась до того, как хозяин кабинета успел произнести обычное:

– Входите.

– Приветствую тебя, Хоттабыч!

Быстрым шагом вошел Бобров. Да, тот самый полковник Дмитрий Бобров, глава баиловцев и старый приятель Шумилова.

– Аналогично, Бобренок!

Хоттабыч попытался встать с кресла, но схватился за спину.

– Что, старые раны?

Бобров знал, что спина у друга стала болеть после травмы – тот неудачно упал в молодости. Было давно, но с годами болезнь догнала.

– Не юродствуй. Старость… Спину вот опять прихватило.

– Лишь бы голова хорошо варила! А с этим, по слухам, у тебя все нормально.

– Нормально… Годы никуда не денешь, друг Димитрий. На покой пора, на покой. Чай будешь?

– Кто откажется? Чай не пьешь, какая сила?

– А попьешь – совсем ослаб, – продолжил Хоттабыч и засмеялся.

Он с трудом встал и прошаркал за ширму, делящую помещение на две неравные части.

Да, сдал старик. Сколько ему? Ведь под семьдесят уже, наверное.

– Хоттабыч, а Хоттабыч…

– Чего тебе?

Хозяин кабинета поставил на стол две армуды и чайник.

– А ты какого года?

– Древний я. Через два месяца юбилей, шестьдесят шесть. Эх, и где пропала моя пенсия?

– Заплутала в туннелях, как и моя. Да и не положена она нам: и вечный бой, покой нам только снится, – Бобр улыбнулся, но улыбка получилась грустной, одними губами.

– И то верно. Такой у нас с тобой крест, и нести его до смерти. А пожить в свое удовольствие ой как охота.

– Согласен. Шапка Мономаха греет по молодости, а сейчас тяжеловата стала. Стащил бы с удовольствием, но… Эх, каждый день бы к тебе тогда чай пить ходил, сидели бы два деда, разговоры говорили, жизнью наслаждались.

– Естественно, на халяву и уксус сладкий! А если еще и с сахаром… Ты, кстати, что не берешь-то? Варенье, вот. Дефицит! – Шумилов засмеялся.

– Слипнется в одном месте. Не хочу просто. Не, честно, не хочу. Твоя заварка и без сладкого хорошо идет.

Они помолчали, наслаждаясь напитком, а потом Шумилов спросил:

– Дим, а теперь давай выкладывай, что тебя к старику занесло? Ни в жизнь не поверю, что дома у тебя заварки не найдется.

– А еще на старость жалуешься… Прав ты. Разговор образовался.

– Так что ж сидишь? Молчишь, как статуй лебастренный?

– С чего начать, думаю. И как начать…

– С начала, чего думать-то?

– Не знаю, не знаю… Ты ведь в курсе, какая у твоего Союза в метро репутация?

– Знаю, а то как же! Сам все правила устанавливал! Смухлюешь где, потом вовек не отмоешься. Да и не это даже главное: и с тобой также поступят рано или поздно. Больше потеряешь, чем найдешь!

– И что, вот за столько лет никто даже не попытался в блуд ввести?

– Ты к чему клонишь? Вокруг да около… Прямо говори, что случилось?!

Шумилов нервничал: он не понимал, куда клонит его друг, но разговор все больше и больше становился ему неприятен. Только Бобров был непреклонен.

– Не, ты мне на вопрос ответь сначала: было такое?

И Хоттабыч сдался.

– Было, конечно. Не напрямую, само собой, так, предлагали мерзенькие схемки. Только со мной говорить про такое бесполезно, ты же знаешь. Не поведусь и другим не дам. Слава Богу, власть пока еще в моих руках, и политику определяю я. Да вы сами-то, скажи вот честно, стали бы с нами иметь дела, если бы мы скурвились? Нет? То-то и оно! Ну, я ответил, твоя очередь.

– Как я и думал, собственно. Ладно. Что я спросить хотел…

Бобров опять замолчал: ну не поворачивался у него язык даже спросить про такое! Хитрый Хоттабыч не стал его торопить, тоже молчал. Ждал. Наконец полковник собрался с духом.

– Наркота в метро появилась. И идет она, по слухам, с ваших станций. А если конкретно, сам Союз замешан.

Шумилов резко вскочил, забыв про больную спину: такого просто не может быть! Но сказать ничего не смог – резкая боль пронзила позвоночник, отдалась по всему телу. Аж в глазах потемнело.

– Да бля-а-а…

– Хоттабыч!

Бобров бросился на помощь другу, усадил его в кресло.

– Что ж ты так запустил-то себя? Совсем не лечишься?

– С тобой полечишься! Нож в спину…

– Хоттабыч, я ж не обвинять пришел! Разобраться!

– Да как у тебя язык повернулся…

Шумилов покряхтел, устраиваясь поудобнее. Потом произнес.

– Информация твоя насколько верная?

– В том-то и дело. Верная.

– Верить не хочу. И Союз тут ни при чем, отвечаю. Это кто-то помимо, крыса какая-то! Да чтоб мы, – старик от волнения закашлялся.