— Слушай, неужели это осталось от бывших хозяев?

Тоня просто-таки собрала свою волю в кулак, чтобы голос не дрогнул и глаза не выдали ее волнения.

— Как это от хозяев? Разве ты забыла, что мы переклеивали обои?

— Но тогда откуда он взялся?

— Ты его открывала? — спросил он, как и прежде, без выражения. Вопросом на вопрос.

Как бы она его открыла, не имея ключа? Уж это она сумеет скрыть, ну то, что ключ подошел. Это он берет ее на пушку. В ловушку загоняет. Как же, признается она!

Потому и сказала удивленно — получилось вполне естественно:

— И как бы я его открыла, если у меня ключей нет?

Нарочно сказала — ключей, а не ключа. И с тайной усмешкой наблюдала, как он демонстративно вынул из борсетки ключи от машины, права, чтобы положить их на привычное место в шкафу. Хотел убедиться, что ключ лежит на месте? А Тоня его тогда же на место и положила. Даже сдуру протерла салфеткой, чтобы не оставлять на нем свои отпечатки пальцев. Как будто Михаил стал бы делать экспертизу!

Кстати, если это тайник, почему ключ валялся на самом видном месте?

Ах да, разведчики же говорят: хочешь спрятаться — стань под фонарем!

А что, если Михаил по-прежнему разведчик, а вовсе не начальник отдела в банке, как он ей всегда говорил?

Вот куда Тоня ему обычно звонила?

На работу — никогда. Она звонила ему только на сотовый, потому что Михаил говорил, что на работу ему звонить нельзя: служебный телефон всегда занят, к тому же он, как начальник отдела, запрещает своим подчиненным звонить по личным делам со служебного телефона.

Что Тоня имеет в виду под словом «разведчик»? Думает, что он так и работает в ФСБ? Но разве он не мог бы в таком случае рассказать об этом ей? Хотя бы в общих чертах. Вместо того чтобы время от времени сообщать ей, что он — юный пенсионер конторы глубокого бурения.

А что, если он совсем другой разведчик? То есть тот, кого называют шпионом?

Нет, это, конечно, сплошная дурь. Какое отношение он имеет к убийству Элины, их общей знакомой? Женщины богатой и эксцентричной.

Как-то Михаил обмолвился, что Элина опасно играет в казино и что у нее долгов больше, чем у государства перед народом.

А потом Элину убили. Квартиру ограбили. Но даже ограбленная, четырехкомнатная, в центре города, в элитном доме, она стоила сотни тысяч долларов.

В тайнике Тоня нашла два пистолета разной формы. Может, какой-то назывался револьвером, однако какая между ними разница, Тоня не знала. А еще там было два паспорта: один на имя Михаила Страхова, заграничный, а другой — с его фотографией, но на фамилию Бойко Ивана Митрофановича. И бумаги, которые она поначалу не стала просматривать, будучи уверенной, что ничего в них не поймет.

Потом все же решила наскоро их пролистать и все поняла. То есть чего там не понять, если это самая обычная дарственная на имя Михаила Страхова от Казакевич Элины на ее четырехкомнатную квартиру!

У нее задрожали руки, и Тоня чуть не свалилась с табурета, на котором стояла, потому что тайник был высоковат для ее роста — метр шестьдесят пять.

— Этот тайник оборудовал я, — сказал ей Михаил.

Во время всего разговора она чувствовала себя партизаном в кабинете следователя, которому никак нельзя было выдать некие тайные сведения, даже несмотря на пытки.

А Михаил ее пытал своим внимательным взглядом. И даже покачивал головой. Как китайский болванчик, мысленно разозлилась Тоня. Качает и качает!

— Но ты мне ничего о нем не говорил, — даже будто возмутилась она.

— А зачем? Там лежат вещи, которые к нашей семье не имеют отношения. Могут у меня быть служебные тайны?

— Могут, — согласилась Тоня.

— И ты непременно хотела бы о них знать?

— Нет, зачем мне это? — жалобно проблеяла она.

В ту ночь у них был какой-то непривычно страстный, лихорадочный секс. Казалось, Михаил хочет задушить ее в объятиях. И Тоня неожиданно сама так увлеклась, что в какой-то момент подумала: ну и пусть душит, лучше уже все равно ничего не будет!

Утром, провожая мужа на работу, она была особенно нежна. Приготовила завтрак. Проводила до коридора, подала кейс.

— А ты у меня заводная девочка! — прошептал он, приподнимая пальцем ее подбородок.

И это после пяти лет семейной жизни! Может, стоит забыть о том, что она видела? Жить в довольстве, любить своего мужа, получать от него вот такие эротические подарки…

Но чем больше она старалась забыть, тем ярче все помнила. И представляла. Допредставлялась до того, что в сексе — в привычном супружеском долге — вообще перестала получать удовольствие. Стоило мужу к Тоне прикоснуться, как она мысленно сжималась и ждала — глупо, наверное, — что вот сейчас Михаил схватит ее за шею и задушит.

Однажды это происходило при свете, и Михаил увидел, как Тоня закрыла глаза и инстинктивно сжала зубы, ужасно удивился и спросил:

— Что с тобой? Я сделал тебе больно?

Она подумала обреченно: «Ну конечно, ты сделаешь это не больно. Убей меня нежно — так, что ли?»

Возможно, у нее началась самая обычная паранойя, но теперь, когда Тоня выходила из дома, то невольно начинала вертеть головой по сторонам и неуклюже оглядываться — ей казалось, что за ней кто-то следит. Садясь в такси, она непременно видела машину, едущую за ней. В конце концов, поймав себя на том, что у нее дрожат руки, даже когда на улице ее неожиданно окликает кто-то знакомый, Тоня поняла, что оказалась не в том течении жизни.

Это, неверное, несло ее куда-то в сторону, в заросли камыша, за которыми открывалась не широкая водная гладь, а затхлое болото.

Она стала плохо спать — даже в этом, как теперь выясняется, у нее с Надей оказались сходными симптомы страха. Но Грэг ее подругу напрямую пугал, а Михаил ничего такого не делал. Разве что посуровел. И теперь порой она ловила на себе его изучающий взгляд. Как будто он прикидывал: сейчас ее убить или немного погодить?

В конце концов она не выдержала. Почувствовала, что у нее начались нелады с психикой. Часто посреди разговора с кем-нибудь из знакомых она замирала и начинала прислушиваться, а потом слышала, как ее окликали с недоумением:

— Тато, у тебя все в порядке, ты не заболела?

А Тоня и заболевала. У нее разладился весь организм. Стала кружиться голова, порой ее бросало в сторону прямо посреди улицы, если она просто шла в магазин. Она стала плохо слышать и даже видеть как в тумане. Не весь день, а когда на нее непонятно почему вдруг нападал ступор.

Она упорно вспоминала, как рассказал ей в свое время Михаил об убийстве Элины:

— Какая-то чертовщина! Даже не знаю, как тебе об этом сказать. Элина Казакевич найдена в своей квартире мертвой… Мы, конечно, не были с ней близкими друзьями, но все равно женщину жалко. Погибла в расцвете лет!