– Не хочу я ни с чем бороться! – снова сквозь слезы проговорила Леся. – Я просто хочу быть с тобой, и все! Ну можно я с тобой останусь? Я позвоню сейчас мужу и все ему скажу… Просто скажу, что полюбила другого, что жить с ним не смогу больше… Он умный, он все поймет!

– А дети? Ты ж говорила, у тебя дети есть! Им-то что ты будешь объяснять?

– Так я их потом заберу… К себе заберу…

– Куда ты их заберешь? Во дворец, где играют свирели? Так нет у меня такого дворца… И никогда не будет, уверяю тебя. И вообще… Выбрось немедленно все эти глупости из головы, иначе я сейчас по-настоящему психовать начну!

– Но если даже я попытаюсь глупости из головы выбросить, Саш… Все равно я не перестану любить тебя! Я… Я все время буду к тебе рваться, приезжать, мужу врать…

– А я тебе еще раз говорю – не любишь! Ты выдумала все, дурочка! Ты и в самом деле перепутала любовь и обычную тягу к пороку! И я тебе еще раз объясняю эту простую истину – порок сам по себе очень притягателен… Он обыденность перечеркивает, на него смотреть интересно, он искушает, в конце концов! Хотя по сути своей – всего лишь порок, обыкновенная червоточина, выбраковка из ряда положительного….

– Ну и пусть! Я все равно уже не могу без тебя! Я умру без тебя! – уже навзрыд плакала Леся, обхватив его за шею тонкими ручками.

– Ну все, не надо, хватит… Не плачь, все будет хорошо! – успокаивал он ее тихим голосом, в котором нотки раздражения сменились равнодушной тоской. – Обещай мне, что ты успокоишься и позвонишь домой, поговоришь нормально с мужем и детьми… Я представляю, как они там волнуются за тебя… Ну, Леся, очнись же, перестань рыдать, хватит!

Он сам поставил на зарядку ее сотовый телефон, сам сварил ей крепкого кофе и говорил еще что-то, гладя по голове и успокаивая, словно попавшего в беду ребенка, которого и прогнать рука не поднимается, и оставить у себя нельзя… И она перестала плакать, хотя и норовила все время ухватить его за руку, будто боялась, что он может исчезнуть. А вечером она позвонила Лешику и, услышав его и в самом деле тревожный голос, вдохновенно наврала ему про то, как сломался у нее телефон, как долго его ремонтировали и как хорошо она отдыхает, много купается, что все у нее здесь замечательно… Лешик, успокоившись от ее ровно журчащего голоса, с радостью доложил о том, что Лиза для грядущего первого сентября экипирована полностью, а Ольга Петровна обещала привезти Коленьку как раз к Лесиному приезду, день в день, так что уже через несколько дней они все соберутся дома, и они с Лизочкой очень-очень этого ждут и по всем скучают…

Пока она говорила, Саша деликатно вышел на балкон, закрыл за собой дверь. Было в этой деликатности что-то обидное, будто он отстранялся от нее в этот момент, будто уже отправлял домой, к мужу… И потому, завершив разговор, она бросилась к нему, сказала быстро:

– Все, я поговорила! Все в порядке, никто меня не потерял, можешь не волноваться!

– Да я не волнуюсь, собственно… – произнес он чуть насмешливо, глядя вдаль поверх крон деревьев. Потом вздохнул тоскливо. – Какая погода шикарная, и на море штиль… Сейчас бы по набережной пройтись, посидеть где-нибудь в баре…

Словно опомнившись, повернулся к ней всем корпусом, спросил резко:

– Лесь, а у тебя обратный билет на какое число куплен?

– На двадцатое, а что?

– А сегодня какое?

– Шестнадцатое…

Он подошел к ней, взял ее ладони в свои руки, заглянул просительно в глаза:

– Лесенька, давай сделаем все разумно… Скоро ребята придут, и мы… Мы приготовим прощальный ужин при свечах, посидим с ребятами, вина выпьем… И проведем с тобой последнюю ночь, а утром ты уйдешь в свой санаторий и сюда больше не вернешься. Так будет лучше, Лесенька, поверь мне…

– Нет, не прогоняй меня, пожалуйста! – снова заплакала Леся. – Можно я побуду с тобой эти оставшиеся дни? Их же так мало осталось! Я не смогу жить в санатории, зная, что ты рядом! Я там измучаюсь вся!

– Лесь, но я как лучше хочу! Для тебя же лучше!

– Нет, нет… Я не смогу…

– Ну, как хочешь тогда!

Он отпустил ее руки, шагнул в комнату и, достав по пути с книжкой полки первый попавшийся под руку том, улегся с ним на диванчик. Тот жалобно скрипнул под ним и затих, боясь потревожить обманчивый покой временного хозяина. Леся осталась одна на балконе, оглушенная произошедшей в нем переменой. Села на пол – ноги уже не держали. Подтянув к подбородку худые коленки, начала раскачиваться как маятник, из стороны в сторону, и пропадала, сама чувствовала, как пропадает, и ничего, ничего уже не может сделать! Ни уйти, ни остаться…

Пришедшая с работы Люда так и застала ее сидящей на балконе, присела рядом на корточки, погладила жалостливо по плечу.

– Лесенька, ну что ты… Не надо…

– Что не надо, Люд? – эхом откликнулась Леся. – Все хорошо у меня, все нормально…

– Ой, да какое нормально! Я что, не вижу, у меня глаз нет, по-твоему? Господи, как я себя ругаю, если б ты знала! Зачем я тебя сюда притащила? А все этот туркмен со своим коньяком! Напились мы с тобой, наделали глупостей…

– Да все хорошо, Люд, не переживай… – глядя в одну точку перед собой, снова улыбнулась Леся. – Я скоро домой уеду, всего четыре дня осталось…

– Может, тебе в санаторий уйти? – осторожно спросила Люда. – Ты не думай, я не гоню тебя, живи сколько хочешь… Просто, может, так лучше будет?

– Не знаю я ничего… – заплакала тихо Леся, ткнувшись носом в ее плечо. – Плохо мне, Люд, совсем я пропадаю…

– Ну ты как-то борись с собой, Лесь! Нельзя из-за мужика так убиваться, что ты! Не стоит он того! А хочешь, я его вообще отсюда выгоню? Пожил, и хватит! Что я ему, обязана? Вот прямо сейчас пойду и выгоню, пусть себе другое место укромное ищет!

– Нет! – испуганно подняла голову Леся. – Нет, Люда, не надо! Уже все хорошо, я и плакать больше не буду! Давай я лучше в магазин схожу, продуктов куплю, а то живу тут у вас на хлебах… И вина куплю хорошего, грузинского! Ты «Киндзмараули» любишь? А Димка что любит? И Дашеньке надо какой-нибудь подарок купить… Все, я иду по магазинам, Люд, решено! И не возражай даже, и слушать не буду!

Она подскочила на ноги, быстро прошла в комнату, спросила деловито, по-хозяйски:

– Саш, а ты какое вино любишь? Я в магазин пошла, говори, что купить…

Он глянул на нее удивленно, пожал плечами. Потом проговорил нарочито равнодушно:

– Да мне все равно, какое вино…

– Тогда коньяк, может?

– Давай коньяк, ладно…

Сказал – и снова уткнулся в книжку.

Леся лишь улыбнулась жалко. И сама вдруг остро ощутила, какая она жалкая сейчас. И отогнала от себя это ощущение, засуетившись со сборами. Если собралась за покупками – надо идти…

А вечером они всей компанией дружно сидели за столом, пили грузинское вино и армянский коньяк, смеялись и шутили, слушали нескончаемые Димкины рассказы о нелегкой морской службе, смеялись над Дашенькой, которая самозабвенно кормила йогуртом купленную ей в подарок Лесей куклу, и Сашина рука лениво и небрежно обнимала худенькие Лесины плечи… Автоматически обнимала, будто не знала, куда бы себя еще пристроить.