Отныне во главе тайной полиции по-прежнему находилась «знатная персона», пользовавшаяся личным доверием государя – например, А. Х. Бенкендорф при Николае I или П. А. Шувалов при Александре II. Но она не опускалась до рутинных допросов и полицейских хитростей – разве что в особых случаях и с равными себе. «Черную» же работу исполняли не аристократы, а плебеи сыска – знатоки своего дела, не включенные в светский и придворный круг.

Само ведомство в это время не только меняет название. Тайная экспедиция «отстраняется» от особы государя, перестает быть продолжением его личной канцелярии; она становится частью государственного аппарата – учреждением, охраняющим «честь и здравие» любого российского монарха.

В этом смысле Панин и Вяземский исполняли роль шефов – как говорили в XVIII веке, брали Тайную экспедицию под свою «дирекцию». Шешковский же очень подходил на роль доверенного и ответственного исполнителя, хотя отношение к нему было различное. Имена позднейших деятелей политического сыска известны, в лучшем случае, специалистам, тогда как Степан Шешковский уже при жизни стал фигурой легендарной, зловещей; о нем складывали «анекдоты», подлинность которых сейчас трудно проверить.

Его отец, потомок какого-то из польско-литовских пленников времен войн царя Алексея Михайловича Иван Шешковский, был мелким придворным служителем, а затем с началом Петровских реформ «обретался при делах в разных местах» подьячим. В этом качестве он сменил с десяток канцелярий и контор, но за 40 лет беспорочной службы получил только самый низший, 14-й чин коллежского регистратора и закончил жизнь коломенским полицеймейстером. Там же служил и его старший сын Тимофей: «бывал в разных от канцелярии посылках для исправления по большим столбовым дорогам дорог и на них мостов и гатей и верстовых столбов и сыску и искоренения в Коломенском уезде воров и разбойников и неуказных винных куреней и корчемств».

Младший отпрыск продолжил семейную традицию, но повезло ему больше: одиннадцатилетний «подьяческий сын» Степан Шешковский начал службу в 1738 году в Сибирском приказе, а спустя два года по какой-то надобности был временно откомандирован «при делах» в Тайную канцелярию. Новое место юному копиисту так понравилось, что в 1743 году он самовольно уехал в Петербург, и приказное начальство потребовало вернуть беглого подьячего. Шешковский в Москву возвратился – но уже в качестве чиновника, который «по указу Сената был взят в контору тайных розыскных дел». В ведомстве тайного сыска он и оставался до конца своей жизни. Возможно, здесь сыграло роль знакомство с начальником учреждения – в Петербурге семейство Шешковских проживало «в доме его графского сиятельства Александра Ивановича Шувалова, близ Синего моста».

В 1748 году он еще служил подканцеляристом в Москве, но вскоре способного чиновника перевели в Петербург. Его московский начальник, старый делец петровской выучки Василий Казаринов, аттестовал подчиненного лестно: «писать способен, и не пьянствует, и при делах быть годен». В феврале 1754 года Шувалов доносил Сенату, что «в Канцелярии тайных розыскных дел имеется архивариус Степан Шешковский, беспорочно и состояния доброго и во исправлении важных дел поступает добропорядочно и ревностно, почему и достоин быть он, Шешковский, протоколистом». Через три года об усердной службе Шешковского Шувалов докладывал уже самой императрице, и она «всемилостивейше пожаловать соизволила Тайной канцелярии протоколиста Степана Шешковского за добропорядочные его при важных делах поступки и примерные труды в Тайную канцелярию секретарем».[111]

В 1761 году он стал коллежским асессором, то есть выбился из разночинцев в потомственные дворяне. Секретарь Шешковский благополучно пережил и временную ликвидацию политического сыска при Петре III, и очередной дворцовый переворот, приведший на престол Екатерину II. В 1760-е годы ее положение было непрочным, и служба Шешковского оказалась как никогда востребованной. Он, так или иначе, участвовал в расследовании самых важных дел: протестовавшего против секуляризации церковных земель ростовского архиепископа Арсения Мацеевича (1763 год); поручика Василия Мировича, задумавшего возвести на трон заточенного императора Иоанна Антоновича (1764 год), и недовольных гвардейцев. Его способности не остались незамеченными: Шешковский в 1767 году стал коллежским советником и обер-секретарем – фактически руководил повседневной деятельностью Тайной экспедиции.

К тому времени он уже был хорошо известен Екатерине, и в 1774 году она сочла возможным привлечь его к допросам главных политических преступников – Емельяна Пугачева и его сподвижников, перевезенных в Москву, так как была уверена, что он обладал особым даром – умел разговаривать с простыми людьми «и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшие разбирательства».[112] Шешковский немедленно выехал из Петербурга в Москву. 5 ноября 1774 года он уже допрашивал на Монетном дворе Пугачева «от начала его мерзкого рождения со всеми обстоятельствами до того часа, как он связан». Допросы длились 10 дней, и московский главнокомандующий, князь М. Н. Волконский, в донесении императрице отдал должное старанию следователя: «Шешковский, всемилостивейшая государыня, пишет день ж ночь злодеев гисторию, но окончить еще не мог». Екатерина выражала беспокойство – она желала, «чтоб дело это скорея к окончания приведено было»; но исследователи должны быть признательны Шешковскому – благодаря его стараниям (он же лично вел протокол, тщательно фиксируя показания) мы можем теперь ознакомиться с подробным повествованием предводителя восстания о своей жизни и приключениях.[113]

После окончания следствия суд приговорил Пугачева к мучительной казни; Шешковский, Вяземский и Волконский объявили ему о приговоре 9 января 1775 года. На следующий день вождь повстанцев был казнен, но главный следователь продолжал допросы других пугачевцев еще несколько месяцев. В конце года его ожидала заслуженная награда – чин статского советника.

Впоследствии он столь же ревностно исполнял свои обязанности и пользовался доверием императрицы – в 1781 году получил «генеральский» чин действительного статского советника; сам генерал-прокурор А. А. Вяземский особым письмом разрешил ему в 1783 году знакомиться со всеми бумагами, поступавшими «на мое имя», и делать личные доклады императрице о «нужных и зависящих от высочайшего рассмотрения» делах.[114] Шешковский в 1790 году допрашивал Радищева, в 1791-м – шпиона и чиновника Коллегии иностранных дел И. Вальца, в 1792-м – знаменитого издателя и масона Н. И. Новикова. Закончил свою карьеру Степан Иванович тайным советником, владельцем поместий и кавалером ордена Святого Владимира 2-й степени. В 1794 году он ушел на покой с пенсионом в 2 тысячи рублей.

Он уже при жизни стал – зловещей – достопримечательностью Петербурга, о которой слагали многочисленные байки: будто Шешковский имел в Зимнем дворце особую комнату для «работы» по заданию самой императрицы. Вроде бы он лично сек подследственных, а допрос упрямого арестанта начинал с удара его под самый подбородок с такой силой, что выбивал зубы. Рассказывали, что комната, где производилась у него расправа, сплошь была заставлена иконами, а сам Шешковский во время экзекуции с умилением читал акафист Иисусу или Богородице; при входе в комнату обращал на себя внимание большой портрет императрицы Екатерины в золоченой раме с надписью: «Сей портрет величества есть вклад верного ее пса Степана Шешковского».