Когда тёмные существа приблизились и наконец заметили Лёку, она повернулась и с размаха метнула булыжник в бывших девиц. Та, что со значком, увернулась, а вот её приятельнице камень начисто снёс голову — она с хрустом отделилась от тела и покатилась по земле, сминая шикарный начёс о слякоть.

И тут Лёка почувствовала, что ноги и руки стали двигаться куда свободнее. Она вскочила и помчалась прочь от бывшей церкви. На бегу повернулась — за ней гналась та, что со значком, а след в след за комсомолкой, словно примагниченное, двигалось безголовое тело второй.

Куда бежать, чтобы надёжно спрятаться? А вариантов-то не так уж и много. Двор, поворот, арка, машины, палисадник. Забор. Точно, у подъезда по-прежнему нет на месте чугунного люка.

Лёка успела притаиться за машиной, и когда безголовая выскочила на тротуар, Лёка пнула её в ногу над коленом. Тело оступилось и улетело в открытый колодец. Одной меньше. А где вторая?

А она, оказывается, притаилась в палисаднике и готовилась перекрыть отход к подъезду. И тут Лёка вспомнила про грабли, которыми тётя Тамара сгребала листву. Главное — успеть добраться до порога.

Лёка оттолкнулась от земли, кувыркнулась, как в кино, и оказалась у самого входа. Под крыльцом лежали грабли, и Лёка, присев, быстро их достала. Размахивая ими перед собой, не подпускала чудище ни на шаг, пока не встала спиной к подъезду. Потом сделала выпад вперёд и толкнула монстра в грудь. Та попятилась, а Лёка запрыгнула на крыльцо, открыла дверь (почему-то деревянную и без домофона) и помчалась вверх по лестнице.

Стоило забежать в квартиру и захлопнуть дверь, как в неё снаружи что-то бухнуло. Дверь треснула, но устояла. И что теперь?

На глаза попалась мандала на ветке чертополоха. Лёка подпрыгнула и дёрнула её за нижний край. Божье око стало увеличиваться, закрывая собой всю дверь, которая тряслась под мощными ударами.

Когда дверь слетела с петель, мандала уже стала огромной паутиной, в которую угодило чёрное чудище. Оно билось, как муха, но нити сжимались, формируя большущий кокон. Наконец существо закуклилось, но продолжало конвульсивно трепыхаться, пока нити со скрипом сжимали его ещё сильнее. В конце концов от чудовища остался лишь дребезжащий нитяной клубок размером с кулак.

Лёка подскочила и наступила на него ботинком. Чавк — и по полу размазалась чёрная клякса.

Лёка шумно вдохнула и проснулась. Оказывается, она лежала в своей постели на кресле-кровати, на спине, будто вытянувшись по стойке смирно. Груша куда-то подевалась. Быстро дыша и пытаясь унять пульс, Лёка смотрела на белые полоски на потолке — отсветы от прожектора на улице. Приснится же такое.

Лёка встала и пошла на кухню. Выпила воды. Вроде стало полегче. У ног крутилась Груша, выпрашивая корма.

Только взяв пакет, Лёка вдруг поняла, что ладони были покрыты чем-то липким. Включила свет. Да у неё все руки в грязи. Пришлось отмывать, глядя, как тёмный песок уходит в слив.

Утром Лёка, как обычно перед выходом, всё перепроверила и пошла обуваться. Включила в прихожей свет. На полу чернело бесформенное пятно, а мандала оказалась распущенной на нитки. Мысленно застонав, Лёка быстро взяла «Белизну» и оттёрла пятно. А вот куда девать нитки и палочки от Божьего ока?

Лёка побежала в комнату, взяла с подоконника берёзовый венок. Хорошо, что вспомнила, а то бы родители вернулись, а тут — это. По-хорошему, всему этому колдовскому хламу место в помойке. Или…

На улице тётя Тамара сгребла опавшие листья в кучу и чиркала спичкой. Вот и ответ.

Выходя из квартиры, Лёка на всякий случай осмотрела дверь — та оказалась в порядке. Хотя во сне дверь была другая — какая-то старая, а эта — новая, с тремя замками.

— Доброе утро, — поздоровалась Лёка с соседкой. — Можно я вам кое-что добавлю?

— Ну, спасибо! — возмущённо произнесла тётя Тамара, глядя, как Лёка сунула в её костёр смятый венок, перевязанный нитями из мандалы.

— Да ладно, прогорит. Тёть Тамар, а церковь давно закрыли? — спросила Лёка, заворожено глядя в пламя.

— Давно. Там вроде склад хотели устроить, да чего-то не получилось. И она ещё лет десять вообще развалиной стояла. Потом отремонтировали, что-то там пристроили и Дом культуры открыли. Но это уже в восьмидесятые. — Тётя Тамара подгребла к огню ещё одну кучку листьев. — Представляешь, кто-то ночью грабли вытащил да на клумбу мне бросил.

— Представляю, — пробормотала Лёка. — А почему там пола не было? В бывшей церкви?

— А, так её ещё взрывать пытались. Рухнуть — не рухнула, но пол обвалился, и прямо в подвал. Потом взрывать-то передумали, так и оставили. А кладбище растащили на плиты.

— Кладбище? — переспросила Лёка, отвлекаясь наконец от созерцания огня.

— Дык вон оно. — Тётя Тамара рукой в садовой перчатке указала куда-то на липовую аллею за аркой. — Где сейчас сквер, там было церковное кладбище. Старое. Помню, ещё девчонкой, мы туда бегали буквы смешные смотреть. Всё какие-то твёрдые знаки, да вроде мягкие с чёрточками. А ты поди да сама глянь.

— Куда? — не поняла Лёка.

— Так когда Дом культуры-то затеяли, решили, что негоже кладбище тут оставлять. Кости-то вырыли да увезли, а плиты разломали и сделали из них тротуар в сквере. Там ещё и сейчас куски разглядеть можно.

— А что стало со священником?

— Поди вспомни. — Тётя Тамара опёрлась локтем на черенок грабель. — Арестовали его вроде. Точно, в лагерь сослали. Вроде радио американское слушал да какие-то разговоры с молодыми водил. Шпиёнил. Ерунда. Я его помню — ему уж лет сто было, какие тут шпиёны. Он, как церковь-от закрыли, сторожем устроился. Добрый такой дедулька был, всё нам конфеты раздавал. Идёт — и каждому по конфете, мы как его увидим, сразу подбежим да в линию выстраиваемся. А потом пропал дедулька. Мы ещё бегали, его высматривали. Да не пришёл больше. — Тётя Тамара потёрла рукавом щёку.

Лёка попрощалась и пошла на работу. Через сквер. Действительно, бордюры здесь были отделаны разномастными гладкими камнями. На липовой аллее Лёка притормозила. Сделала вид, что присела завязать шнурок. На чёрном граните ещё угадывались стёртые цифры. Рядом — кусок с буквами «инъ». А через несколько плиток — «двор». Наверное, это был памятник какого-то дворянина.

Сколько раз Лёка здесь ходила — и ни разу не замечала букв и цифр на плитках. Вот и сейчас — люди спешат на работу или учёбу. Смотрят под ноги. Или в телефоны. Кто-то слушает музыку. И не представляют, что под ногами у них — могильные плиты.

А вот бабушке Русалине вообще никакого памятника не