– Да не пеняй ты мне через слово, – озлился неугомонный Соболев. – Все есть, не так я и туп, как иногда могу прикинуться. И свое есть, и у арьянцев что следует давно перекуплено и изучено. Это у них – тьфу… Легируют они тем, что я им поставляю. Платоша, ты меня знаешь, уж в стали я понимаю. Это ты пустосвист, шуметь горазд, а годного котловика так и не добыл.

– Началось, – расхохотался Потапыч. – Он бомбистам денег дал, и он же меня учит, чтобы я от его нудности прежде смерти помер. Лева, иди в сад, из дома моего долой. Карл, проводи… гм, гостя. Ты с ним летишь?

– Теперь уж нет, теперь я с тобой остаюсь, – покачал головой маг. – Будем думать. «Пятнашка» – гадость та еще. Ренка, а слетайте вы с Хромовым на север.

– Прямо теперь лететь? – оживился Соболев.

– Отсель подалее, – с раздражением рявкнул Потапыч. – И без запаса сигар, и чтоб я тебя не видел как можно дольше. «Орел» уже тут, висит за особняком, раз телефон заново звякнул. Лева, ты понял? Слово ты дал. И учти: не будет к осени нормальной брони, отправлю валить лес и сочту дураком конченым.

Соболев кивнул и покинул кабинет. Береника и Хромов вышли следом. Потапыч потер затылок и покосился на барона. Ткнул пальцем, указав место на диване:

– Карл, теперь мы наверняка знаем главный источник денег на покушения. И мне не нравится решительно все. Этот недоумок в средствах не ограничен.

– Хромов назвал мне его имя еще рано утром, да и прежде мы полагали его причастным, так что ничего нового, – пожал плечами барон. – Я доволен сегодняшним днем. Семен начинает понимать, что требуется от высшего мага. Если бы Лев Карпович не пришел сюда, я был бы всерьез обеспокоен. Его визит – большая удача. Сбывшаяся. Как и его готовность все рассказать дознавателям.

– Нам везет, значит, я помру спокойно, – буркнул Потапыч. – И не гляди так, не за себя боюсь, мне врагов заводить не внове. Но Фредди, дети… И дело. Я столько всего замесил, а кто пирог выпечет, если я сгину? Арьянцы? Так у них теперь иной замес в моде, военного образца.

– Знаю, потому и рад росту Хромова. Потапыч, не рычи. Мы работаем, обойдется.

Дверь с треском распахнулась, впуская Фредерику. Жена Потапыча сияла лучезарной улыбкой и тащила за шиворот Ромку. Во второй руке держала бумагу и победно ею размахивала. Следом молча скользнула Надя и замерла в уголке, переживая за брата.

– Платон! Он подбросил в коробку бумагу с названием. Гляди: большая, чтобы я не пропустила.

– То есть одной бедой меньше? – понадеялся Потапыч.

Фредерика кивнула и выложила на стол листок, расправила и указала на него с самым победным видом.

Чернилами во весь лист, красиво и старательно, были нарисованы цифры «777». Внизу аккуратным ученическим почерком Нади шла подпись: «Раз в Ликре привыкли надеяться более всего на удачу, то ее обозначением и следует назвать все модели завода в целом и еще сделать постоянным знак с крылатой женщиной, похожей на птицу удачи».

– Неплохо, – осторожно предположил Потапыч. – И переводить ни на какой язык не придется, и цифра «семь» у всех, почитай, с везением связана.

Арья, Дорфурт, 9 августа

– Здание университета Дорфурта относится к числу древнейших построек Арьи, ему же принадлежит рекорд по длительности процесса строительства, – поучительно и внятно вещала блеклая костистая фрау с желтыми крупными зубами, которые окончательно делали ее подобной лошади. – Более девятисот лет прошло с закладки первого камня до торжественного подписания акта приемки комплекса нынешним ректором, величайшим из магов мира и нашим соотечественником, герром Нардлихом. Здесь, в западной части главного здания, мы видим ранний фасад седьмого века от становления страны. Он украшен аллегорическими фигурами волков, чьи оскаленные пасти есть знак угрозы со стороны хранящих опасное и великое оружие нации – магию. Фигура высшего мага слева в портике, извольте убедиться…

Женщина все бубнила и бубнила, и не было конца ее глупейшему и скучнейшему рассказу о малозначительном. О моде, о случайностях, оставивших след в архитектуре. О домыслах и сказках, придуманных для ублажения очередной группы гостей, оплативших дорогую пятичасовую экскурсию по университету.

Гюнтер презрительно скривил губы, рассматривая простаков, глазеющих на фасад. Что они видят? Да ничего… Обладатели пяти чувств обречены на слепоту и выслушивание лживых баек. Волки, долгострой и, само собой, обязательное и значительное многократное упоминание «великого оружия нации». Намек, низводящий ректора фон Нардлиха до жалкого и унизительного статуса наводчика. Самое большее – лейтенанта, готового брать под козырек и кричать с выпученными глазами «есть», стоит важным людям указать цель и скомандовать «пли»…

Гюнтер еще раз погладил ствол, чуть качнув его и уточнив общее направление. Достал часы и проверил, не дало ли сбой врожденное чувство времени. Если верить рассказам и книгам, газетам и лекциям психологов университета, люди переживают и даже всерьез треплют себе нервы, перед тем как выстрелить. Словно это допустимо и оправданно. Он выбрал место, он все проверил и не оставил ни единой зацепки для случайностей и сбоев. Следовательно, беспокоиться не о чем. Можно сидеть и ждать, а заодно любоваться видом на старый фасад, только-только проявляющийся в полной своей красоте, когда послеполуденное солнце прекращает отвесно жарить крышу и вдохновенно, штрих за штрихом, рисует белым золотом света на сумеречном листке сплошной тени, впитавшейся в фон за утро. Теперь пришел черед фасада поздней постройки – восточного – кануть в черноту. Словно время обратилось вспять, люди одумались и решились-таки взглянуть правде в глаза, вернувшись к истокам, к первым дням университета. Осмелились увидеть без лжи и фальши истину, столь явно и подробно нанесенную узором на портик древнего западного фасада.

Но, увы, равнодушная женщина с лошадиным лицом уже уводила группу, будто намеренно пряча от глаз посетителей суть, замаскированную пеленой ложных домыслов и слов. Никто не разобрал шепота прошлого, не замер в немом восторге, задыхаясь и проживая заново легенду о птице, охотнике, волках и загонщике…

А ведь послеполуденный час предназначен трудами архитекторов для того, чтобы истину никогда не забыли и не заменили ложью более поздних россказней. Но люди умеют не видеть очевидного, и в этом – парадокс! – нет ни капли магии, только леность и нежелание думать, анализировать, выбирать, решать. Но он-то знает и потому видит настоящий портик. Понимает то, что желали сказать мастера семь веков назад, когда университет возник на месте скромной общины учеников высшего мага Дорфа, почившего в крайне преклонных летах. Сам он не сразу заметен в сложном узоре портика: фигура пожилого мага размещена на заднем плане.

Первыми из тени крыши всякий день выныривают волчьи носы, впитывающие запах и азарт погони.

Солнце смещается, и морды оскаливаются клыками, лучи прорисовывают когти напружиненных лап. Шесть зверей рвутся в мир, они знаменуют шесть ликов зла. Можно перечислить и больше, но архитектор не пожелал допустить, чтобы зло получило право использовать в счете «семерку» – счастливую, удачную, принадлежащую к исконной магии чисел.