— Не думаю. После той агапевессы мои жрицы освящали долину и видели на берегу озера на песке мужские следы...

— Почему я не знаю об этом?

— Я не хотела напрасно беспокоить тебя. Я сама видела эти следы, но не была уверена, что их оставил мужчина. У некоторых амазонок бывают крупные ступни. Трудно было поверить, чтобы кто?то из наших отпустил трутня живым.

— Как ты думаешь, кто мог это сделать?

— Ни одна простая амазонка не может сделать. Только двое...

— Кто?

— Царица и Лота. Скорее всего, Лота.

— Почему?

— Царица... Презрение к скотам у нее в крови. А Лота может. От наших доносчиц стало известно, что ее мать предрекает гибель Фермоскиры. Она втайне внушает своей дочери, что заветы богини противоприродны. Она хоть и слепая, но в разговоре заткнет за пояс любую зрячую.

— Как зовут рабыню?

— Рутула.

— А селение... далеко это?

— На востоке. Четыре конных перехода.

— Завтра приведешь Рутулу ко мне.

Через день царица узнала: Атосса выздоровела и решила собрать Священный Совет.

Лота и Годейра пошли на него с беспокойством. Последние два лета были засушливыми, амазонки в походы ходили редко, дела в басилейе шли неважно. В этом можно было обвинить царицу и полемарху. Они обе были уверены, что на Совете их хотят припугнуть, чтобы царица была посговорчивее.

Совет Шести, — как всегда, собрался в храмовом подземелье. Сырой и мрачный зал освещен четырьмя факелами. Царица и Лота заняли свои места. Атосса оглядела членов Совета и, как всегда, тихо и медленно начала говорить:

— Мы собрались сегодня для того, чтобы священная Фермоскира обрела полемарху. Высокочтимая царица Годейра настаивает, чтобы мы торжественно, при всем народе вручили Лоте серебряный лабрис.

Лота удивленно глянула на царицу. Лицо Годейры напряжено, брови сдвинуты, она готова к схватке с Атоссой.

— Священный Совет, — резко заговорила царица, — давно постановил утвердить Лоту в этом высоком звании. Зачем же повторять это сегодня? Мне непонятно упорство Священной...

— Не торопись, Годейра, — перебила царицу Атосса. — Я не сказала ни единого слова против мудрой и храброй воительницы Лоты, и неразумно упрекать меня>в упрямстве. Я и сегодня не вижу повода, чтобы отвести твою просьбу, но прошло время, и, может быть, что?нибудь изменилось. Если все подтвердят это решение... Говори ты, Гелона.

— Я всегда восхищалась мудростью и смелостью Лоты. Она достойна.

— Ты, Пелида!

— Как и прежде, я говорю: достойна.

— Антогора, говори.

Антогора поднялась, исподлобья поглядела на Лоту и долго молчала, собираясь с мыслями. В голове царицы мелькнула мысль: сейчас Атосса устами кодомархи нанесет удар.

— Быть полемархой, — начала Антогора, — это не только водить наездниц в бой, не только быть смелой, мудрой и беспощадной. Полемарха — это третье лицо в Фермоскире. Она, как и Священная, как и царица, должна иметь высшую степень святости, правдивости и честности. Она, может быть, более, чем все простые смертные, должна стоять на страже заветов.

— Ты сомневаешься в этом?

— Да, сомневаюсь. Десять лет назад храмовые жрицы, освещая агапевессу после праздника, нашли мужские следы на прибрежном песке. Я не донесла об этом Священному Совету потому, что не поварила жрицам. Но совсем недавно мне стало известно: кто?то нарушил завет Ипполиты и не убил своего трутня.

— Но почему ты думаешь, что это сделала Лота?

— Этого презренного зовут Ликоп, он живет сейчас в селении Тай — и он назвал ее имя.

— Как можно верить слову мужчины?! — крикнула царица.

— А кто сказал, что ему поверили? Но истина есть — кто?то сбежал с агапевессы и теперь сеет по всей земле грязные слухи о, нас.

— Почему ты побледнела, Лота? — Атосса резко повернулась к ней. — Может, что говорит кодомарха — правда? Говори.

— Обвинение так велико и страшно, —сказала царица, — что на месте Лоты побледнела бы каждая из нас. На той агапевессе я сама видела, как Лота сбросила мужчину в озеро, и это подтвердят служанки, которые несли его к воде, если вы не верите моему слову. А я отметаю эту клевету.

— Пусть Священный Совет позволит мне ввести сюда рабыню.

— Позволяем, — Атосса повернулась к царице, и на ее губах мелькнула злорадная улыбка. Она нанесла удар, и он попал в цель.

Ввели рабыню. Она упала на влажные плиты, стукнулась лбом об пол. Потом поднялась на колени.

— Расскажи о Ликопе, — сказала Атосса строго. — Как ты с ним встретилась?

— В селении Тай живет мой дядя. Я приехала к нему в гости. Туда же пришел и Ликоп.

— Он из селения Тай?

— Нет, он совсем из другого места. Далеко. Он сказал, что был в плену у амазонок и потом попал на агапевессу. Он сказал, что там мужчин сначала любят, потом убивают. Но его не убили, и он убежал. Он знал, что в его селенье пойдет погоня, и потому домой не вернулся.

— Он говорил, что его отпустили?

— Говорил.

— Кто?

— Одна... госпожа... из ваших.

— Как ее имя?

— Я забыла.

— Может быть, Лота? — спросила Антогора.

— Да... Лота.

— Послушай, женщина, —Годейра поднялась, подошла к рабыне. — С тобой говорит царица Фермоскиры. Я прикажу послать наездниц в селение Тай, они найдут там этого Ликопа... И если ты солгала хоть на волосок — умрешь в страшных мучениях. Мне нужно знать правду. Одну только правду. Он называл имя Лоты?

— Я не помню, богоподобная. Пощади меня — я не помню, — и рабыня снова распласталась на каменных плитах.

— Но ты говорила мне, — к женщине подошла Антогора, —что он называл имя Лоты. Когда ты лгала? Сейчас или тогда?

— Я не говорила имени... Это ты сказала: «Может быть, Лота?»

— Уведите ее, — приказала- Атосса, и когда рабыню вытолкали из зала, обратилась к Совету: — Я думаю, царица права: пока мы не узнаем истины, нам нельзя ничего решать. Ты сказала, Годейра, что хочешь послать в селение Тай наездниц. Посылай. Пусть они разнесут это селение на концах своих копий, пусть поймают этого презренного лгуна и пусть узнают всю правду. Я думаю, что Совет настолько верит Лоте, что согласится во главе отряда послать ее. Чтобы избежать поражения, мы придадим ей храмовых наездниц. Их; я думаю, поведет Антогора. Кто хочет возразить мне?

Священный Совет принял решение Атоссы.

Когда это было? Десять лет тому назад, а может быть, больше? Все они прошли для него как сон, тяжелый и беспокойный. Ликоп сидит у очага и смотрит, как гаснут на угольках голубые огни и зола покрывается серым и легким пеплом. На камнях лежит сеть, которую он начал чинить, но руки Ликопа спокойны, —он весь ушел в воспоминания.