Лота, выходя из храма, шепнула царице:

— Попомни мое слово: она принесет нам обеим много бед.

— Мудрость Священной безгранична, — сказала Гелона, когда они остались вдвоем с Атоссой. — Ты сегодня обезоружила царицу.

— Нельзя натягивать тетиву до бесконечности, она может порваться, — Атосса улыбнулась. — Царица могла бы сейчас испортить все дело.

— Только вот... теперь, когда Лота стала полемархой, нам будет очень трудно...

— Поживем — увидим. Ты нашла то, что я просила?

— Она здесь.

— Веди.

Спустя несколько минут Гелона ввела в зал женщину. Это была старая и измученная рабыня.

— Как тебя зовут, женщина?

— Рутула.

— Где ты родилась?

— Далеко. В селении Тай. Это... там... — старуха махнула рукой.

— Знаю. Ты хочешь поехать домой?

— Я больна... Мне не добраться до родных мест.

— Мы подлечим тебя, увезем в селение Тай.

— Что я должна сделать?

— Туда поедут наши наездницы. Ты поможешь им поговорить с таянцами. Нужно найти одного человека.

— Воля ваша. Мне бы хотелось умереть на родной земле.

— Ты еще поживешь там. Если будешь честной и верной. А пока отдыхай, набирайся сил. Иди.

— Стало быть, предстоит поход? — спросила Гелона, когда Рутулу увели.

— Да. И если он будет удачным, мы свалим и Лоту, и царицу.

На дворе стоит южная осень. Пора дождей еще не настала, море дышит теплом, запасенным с лета, по двору паннория ветер кружит охапки багряных листьев.

В окно спаленки глядит молодая луна. Колыбель Агнессы висит около окна, створки чуть приоткрыты, и ветер слегка раскачивает щит.

Кадмея и Мелета прошли мимо дремавшей няни на цыпочках, приблизились к колыбели богорожденной и встали перед ней на колени.

— Проси за меня и за себя, — шепнула Мелета.

— Тебя мы молим, великая дочь великой богини, — Кадмея говорила тихо, сложив руки для молитвы. — Мы знаем, что во сне ты уносишься к своей матери Ипполите и проводишь с нею все ночи. Мы знаем также, что придет пора и царственная наездница подарит нам матерей. Попроси ее, чтобы нам она дала наилучших...

— Что тебе стоит, попроси, — шепнула Мелета.

— Разве не мы чаще других качаем твой щит и приносим в твою колыбель цветы?..

Лаэрта появилась около девочек неожиданно.

— Что вы здесь делаете, Мелета и Кадмея?

Девочки вскочили, прижались друг к другу.

— Вы молились? Что же молчите? Говорите...

— Мы пришли... Нам показалось, что Агнесса выпала...

— Молчите! Вы сейчас начнете лгать, а это большой грех. Я знаю, зачем вы здесь. Вы молились.

Девочки смущенно молчали.

— Этого не нужно делать. Молитвы возносятся только богине...

— Но она дочь Ипполиты...

— Кто вам сказал? Этого не знает никто. Запомните, девочки, пока боги не дадут нам знать — Агнесса такая же как все. А вам и совсем не к лицу поклоняться ребенку. Вы дочери великих матерей. Завтра праздник удочерения, и вам пора знать: ты, Кадмея, дочь Великой, а ты, Мелета, дочь полемархи Лоты.

Девочки враз удивленно вскрикнули.

— Тише! Вы разбудите наших пчелок. Пойдемте ко мне, я расскажу все, что вам нужно знать.

Лаэрта давно стала замечать, что с девочками паннория происходит что?то необычное. Особенно пристально она следила за Кадмеей и Мелетой. Считая себя сопричастными к появлению Агнессы, они по нескольку раз в день бегали, чтобы взглянуть на богорожденную. А перед сном, после молитвы богине, девочки тайком приходили к Агнессе и эту же молитву произносили перед ней.

Лаэрта понимала их. Воспитанницы не видели изображение богини, неясный и расплывчатый образ Ипполиты воплотился для них в милых и нежных чертах ребенка. И они стали поклоняться ему. Сначала Лаэрта думала, что в этом нет ничего плохого, но потом поняла — могут быть большие неприятности. А вдруг выяснится, что девочка рождена грешницей? Что скажет Лаэрта своим воспитанницам, Совету Шести? Атосса сразу снимет с себя вину. Знака о богоданности не было —скажет она...

... То, о чем рассказала Лаэрта девочкам, ошеломило их. Они до утра не могли уснуть. А на рассвете снова забежали к Агнессе и положили на ее колыбель по пучку багряных кленовых листьев в благодарность за. то, что она выпросила им у богини самых лучших матерей...

... Дня за три до праздника удочерения в опочивальню Атоссы зашла Антогора. Резко отстегнув пряжку, она бросила пыльный хитон на спинку кровати, села у ног сестры.

— У меня не хватает злости! Мало нам одной царицы— теперь их в Фермоскире две! И я еще не знаю, которая опаснее!

— Не кричи, — Атосса приподнялась, откинулась на подушки. — Говори по порядку. Одну царицу я знаю. Кто же другая?

— Чокея! Я только что из наших западных колонхов.[8]Рабыни провозгласили Чокею своей царицей. И все это началось с Годейры. Смешно?

— Если это правда, то скорее грустно, — спокойно ответила Атосса. — Я напрасно позволила тебе продать Чокею. Ее надо было убить.

— Еще не поздно...

— Увы... Царица этого и ждет. Чокею любят не только в колонхах Годейры, ее боготворят и наши рабыни. И если ты убьешь ее, царица поднимет весь этот сброд на нас.

— Она играет с огнем.

— Верно. И так то в одной колонхе, то в другой вспыхивают мятежи, но если у рабынь будет вождь...

— Они не пощадят и Годейру!

— Еще раз верно. Надо что?то предпринимать.

— Говори. Я сделаю все.

— Мы позовем на праздник рабынь и метеков, накормим их досыта.

— Не понимаю, для чего? Они сожрут весь город! — Двести тел, не больше. Выбор гостей поручим Чокее...

— Она выберет не тех, кто заслуживает поощрения, а преданных ей союзниц.

— Я на это и рассчитываю. Мы узнаем, на кого она опирается. Мы по спискам будем выдавать им еду, списки сохраним. Поняла?

Через час Атосса зашла к царице. Годейра собиралась на ипподром, чтобы готовить место для празднества.

— Я ненадолго задержу тебя, Великая.

— Садись, Священная. Я с радостью выслушаю все, что бы ты ни сказала.

— Я о предстоящем празднике. Согласись, удочерение — радость для всей басилейи...

— Согласна.