Он заметил ее, когда она шла через сад и напоминала порхающий цветочный лепесток. Уголки полных губ слегка приподняты, будто аромат роз напомнил ей о какой-то тайне. Эти губы снились ему не только во сне, он видел их даже днем. И если этот чертов мерзавец сумел очаровать ее настолько, что попробовал их на вкус, тогда он сотрет Инвертон-Кип с лица земли. Вместе с Гэвином Сент-Джеймсом внутри.

После славного дня, проведенного вместе с детьми, Лиам с удивлением обнаружил, что ждет возвращения домой. Потому что там будет мисс Локхарт, которая шелестит каким-нибудь красивым платьем по залам замка, приводя в волнение мужчин, улыбаясь своей доброй, но загадочной улыбкой.

Всю вторую половину дня он надеялся вновь увидеть эту улыбку. Но когда они вернулись, гувернантки, к сожалению, в замке не было. Рассел рассказал Лиаму, что ее видели, как она одна бежала в лес, как будто за ней гналась сама смерть.

Рейвенкрофт был вполне безопасным местом, но странные события, происходящие в последнее время, заставили Лиама подумать, что нехорошо лондонской барышне одной гулять по лесам Уэстер-Росс. В результате, когда уже стало темнеть, он отправился за ней сам, и стоило ему выйти, как он услыхал из леса ее музыкальный смех. Она появилась не одна.

Улыбка, которой он так наслаждался, предназначалась на этот раз не ему. И никому иному, как человеку, который однажды его уже предал.

Внутри вспыхнул знакомый гнев, и Лиам вцепился в него обеими руками, призывая к себе демона, который был выкован в адском пламени его ярости. Боль и подозрения были задавлены надменностью и чувством превосходства. И он не стал обращать внимание на нежную плоть, которую сжимал грубыми руками. Не стал он глядеть и на мокрые юбки, прилипшие к изгибам ее роскошного тела.

– Отвечай, женщина, – зарычал он. Он представлял, как она барахталась в воде в руках Гэвина Сент-Джеймса, и убийственный гнев заставил кровь закипеть в жилах. – Какого черта ты делала в лесу с этим человеком?

– Я… я гуляла вдоль морского берега. – Она старалась не глядеть ему в глаза. – Там щенок утопал, и я полезла в воду, чтобы спасти его для Трикси. А мистер Сент-Джеймс искал свою собаку и предложил проводить меня до дома и…

Слова вырывались беспорядочным потоком, лишенные ее обычного красноречия.

– Мне нельзя врать, это опасно! – заорал Лиам и встряхнул ее снова.

Но вместо того чтобы начать извиняться, женщина смертельно побледнела, в уголках глаз появилась влага, нежная кожа лица напряглась и обтянула прелестные черты. Лиам счел это проявлением вины и почувствовал себя физически больным.

– Это так вы себя ведете? Стоило вам на секунду остаться одной, и вы побежали в лес распутничать с известным мерзавцем?

Тут она подняла подбородок, твердо посмотрела ему в глаза, и выражение ее лица было совсем не плаксивым, как он ожидал от такой робкой особы. Это был бесстрашный вызов. Ее зрачки стали сине-зелеными, в них блеснули признаки приближающегося шторма. Она стала напоминать нимфу Калипсо, готовую обрушить на него свой гнев.

– Немедленно отпустите меня, сэр, – прошептала она медленно, очень медленно, стараясь выкрутиться из его рук, так что это причиняло ей боль.

Он разжал руки и опустил ее, хотя его ладони все еще ощущали тепло ее тела. Ему хотелось снова дотронуться до нее. Она отступила на шаг, потом еще, загораживаясь букетом, как щитом, и выражение лица сделалось холодным и твердым. Лиам разозлился, удивился и попытался приблизиться, отчего ее лицо стало еще враждебней.

– Как вы смеете? – произнесла она почти шепотом, но этот шепот подействовал, как удар палицы викинга. – Как смеете вы бросать мне подобные обвинения, когда я не давала вам ни малейшего повода для таких подозрений?

Лиам попытался возмутиться, чтобы подавить чувство стыда за то, что повел себя так грубо.

– А что я мог подумать, по-вашему, мисс Локхарт?

– Может быть, вам стоило узнать, как обстоит дела, прежде чем бросать мне дикие и непристойные обвинения? Прежде чем называть меня распутной?

Как бы ему хотелось, чтобы она действительно была распутницей, а не гувернанткой. Эта вздорная мысль настолько шокировала Лиама, что он произнес слова, которые совсем не хотел говорить:

– Не станете же вы возражать, что ваши лондонские лорды и леди, увидев подобное поведение, заподозрили бы вас в том же?

– А разве вы не говорили мне, что отличаетесь от них?

Лиам моргнул и замолк. Никто еще не говорил с ним таким тоном, очень давно не говорил. Он полагал, что эта маленькая английская барышня – просто робкая мышка. Хотя ее лицо было бледным и бескровным, глаза от возмущения и гнева горели зеленым огнем.

– Мистер Сент-Джеймс обращался со мной более уважительно и по-джентльменски, чем вы за все то время, которое я провела в вашем замке, мой лэрд, и он не распускал руки.

– И как я мог это знать?

Она выглядела такой виноватой, когда он обвинил ее во лжи.

– Я даю вам слово благородной леди.

– Я не верю никакому слову.

Кроме того, разве она – леди? Она просто гувернантка.

– Это не моя вина, – парировала Филомена. – У Шекспира сказано: «Подозрительность преследует тех, чья совесть отягощена виной».

Лиам дернул головой, будто его ударили. В этот момент он не мог смотреть на нее, поэтому не видел в ее глазах такой же огонь, какой сжигал его. Он уже был не в состоянии держать себя в руках. Скрежеща зубами от разрывавших его эмоций, он шагнул вперед, заставляя ее отступать и отступать к стене замка. Его демон требовал загнать ее в угол, чтобы она стала беззащитной, трепетала перед ним. Чтобы она умоляла, пала на колени. Он хотел ее! Хотел, чтобы она лежала под ним. Или на нем, все равно. Мысль о том, что она может быть с другим мужчиной, особенно с тем, заставляла кровь Маккензи кипеть и требовать подчинения.

Но для такой умной барышни она была недостаточно сообразительна и не боялась его. Это необходимо было немедленно исправить для ее же пользы. В конце концов, это он был чудовищем, демоном. Для всех будет лучше, если она станет держаться от него подальше. Но разве не он сам все время искал ее общества?

Лиам отринул эти мысли и посмотрел на женщину таким взглядом, от которого самые смелые мужчины падали на колени.

– Если вы хотите по-прежнему здесь работать и желаете, чтобы мистер Сент-Джеймс продолжал жить, сохранив обе руки, сделайте так, чтобы эти руки держались от вас подальше. Я не желаю, чтобы вы водили с ним компанию.

– Я и не собиралась, – сказала она.

Ее глаза стали огромными, потому что она почувствовала спиной холодную стену замка, значит, отступать дальше было некуда. Но она по-прежнему высоко поднимала подбородок и откинула плечи так далеко, как позволяла стена позади нее.

– Но независимо от моих намерений, у вас нет права диктовать мне, как и с кем я должна проводить мое свободное время!