«Все могут олигархи, все могут олигархи, и судьбы всей земли вершат они порой! Но что ни говори, жениться по любви не может ни один, ни один олигарх!» – старая, но такая актуальная песенка с немного подправленным текстом крутилась в темноволосой Элькиной голове. Ради чего тогда она сидит в этом зале? Зачем он устроил это спецпредставление? Грустные мысли улетучились только после первых пятнадцати минут киношного времени. И Эля погрузилась в переживания главных героев.

Никита сидел рядом и разглядывал в полутьме профиль Белоснежки. Сегодня она предстала перед ним совершенно другой, очень встревоженная и замкнутая. Да и внешне она чем-то отличалась от предыдущей. Интересно, а какая из них ему больше нравится? Никита поймал себя на мысли: ага, он признался, что Белоснежка ему нравится. Вызывает опасение некоторая двойственность ее натуры, но это можно пережить. Тем более что переживать придется недолго, он женится на ней и разведется. Жалко девчонку, в ее возрасте нужно думать о крепкой семье, куче детишек, основательном положении. Ну что касается положения, то он ей его даст. Она останется его женой, хоть и бывшей. И не просто бывшей женой, Никита надеется, что они расстанутся друзьями. Грустно думать о расставании с ней, но придется. Сегодня, когда она показалась перед ним в стареньких джинсах, он в который раз осознал, насколько глубока между ними пропасть. И дело не в нее прикиде. Все дело во вкусах, интересах, предпочтениях. Они другие, они разные.

Вот Белоснежка, затаив дыхание, смотрит фильм о любви, она явно романтическая натура. А он прагматик. И в этой, казалось бы, мелочи они не схожи. Мелочи ли? Румянцев вздохнул, рассматривая девушку. Тогда, в самолете, когда они летели обратно, она сидела такая грустная, что он ее чуть не поцеловал. Был такой порыв, но он совладал с собой. К чему торопить события? Нет, поторопиться все же придется, нужно же оформлять их отношения. Значит, придется поцеловать Белоснежку, иначе она ему не поверит и замуж не пойдет. Может быть, поцеловать ее сейчас, когда она так заразительно смеется?

Лучше поцеловать ее в темном подъезде, где не горит ни одна лампочка. Там, по крайней мере, она не заметит его смущения. А он наверняка смутится, ему еще не приходилось целоваться в темных подъездах. Вот это романтика! Так, где-то в глубине души, где-то очень глубоко, он все-таки романтик. Скорее всего, ему это передалось по наследству от матери, у той романтики хватало на двоих: на себя и на отца, который кривил лицо каждый раз, когда из матери лезла «дурь».

Румянцев подумал о том, что перед поцелуем ему нужно будет выразить как-то свое чувство привязанности, симпатии к Белоснежке, и решительно взял ее руку. Теплая маленькая ладонь и не думала вырываться, только Белоснежка перестала хихикать и замолчала. Румянцев поглядел на экран и захохотал. Сцена действительно была довольно комичная: кавалер шел навстречу невесте с огромным букетом цветов, который держал перед собой, и не заметил открытый люк. Идиотизм! Полнейший! Затасканный момент, а он над ним смеется? Нет, с ним явно что-то происходит.

Эля поглядела на экран и тоже засмеялась, только совершенно искренне, без всяких задних мыслей. Ей было хорошо так, как еще не бывало. Румянцев сидел рядом с Элей, держал ее руку в своей ладони и радовался вместе с ней. Что еще нужно для полного счастья? Чтобы он ее поцеловал.

Это начинает приобретать формы навязчивой идеи. С этим нужно что-то немедленно делать. Эля непроизвольно повела плечом.

– Извини, – прошептал ей на ухо Никита и убрал свою руку.

Ну почему ей приспичило шевелиться именно в тот момент, когда он попытался ее обнять?! Вот дура-то. Теперь он точно к ней не прикоснется. Подумаешь, видала Элька Скороходова таких! Да не видала, не видала, чтобы извинялись и убирали руки. Что ему сказать-то?! Положи немедленно на место?! На ее плечо то есть! Потерпевший главный герой на костылях и в гипсе тем временем обнимал свою экранную возлюбленную. И та терпела и не скидывала его гипс! Румянцев, увидев эту сцену, рассмеялся, а Эльке отчего-то захотелось плакать. Вот так и бывает, смотришь один и тот же фильм, а эмоции выдаешь разные. Во всем они с Румянцевым разные.

На финальной сцене, когда герои самозабвенно целовались, клянясь друг другу в вечной любви, Эльке хотелось рыдать в голос. Румянцев оставил в покое не только ее плечи, но и руку, которую трепетно продержал половину фильма.

– Понравилось?! – довольно поинтересовался он, когда зал наполнился ярким светом.

– Угу, – кивнула головой сиротинушка. – Только в жизни такого не бывает! Или он ее любит, или она его. Оба вместе только в «Ромео и Джульетте», да и то с печальным финалом.

– Разве? – поразился Никита. – А мне фильм понравился. Я и не думал, что он оторван от действительности. Впрочем, свое мнение ты сможешь высказать режиссеру, который выступит после перерыва. А пока мы пойдем и перекусим чего-нибудь в буфете. Если ты не против, конечно.

Эля не была против чего-нибудь перекусить, хотя в местный буфет олигарха было бы лучше не водить. Чашку кофе для него можно будет там найти, но не больше того.

Больше, там было гораздо больше того, о чем она думала. Буфет оказался не буфетом, а выездным отделом ресторана «Астория» по меньшей мере. В других приличных ресторанах Элька не была, да и в «Асторию» попала случайно с подругами.

Румянцев усадил ее за столик, сел сам, и к ним сразу же подбежал официант. Пока господин Безупречность делал заказ, ориентируясь на вкусовые предпочтения спутницы, Элька с тоской думала о том, что все это он устроил ради нее. Старался человек, и ей, следуя законам жанра, следует его отблагодарить. Но каким образом? Устроить ради него тусовку у деда в деревне? Там он уже был и впечатлился. А что она еще может? Только высказать свое положительное мнение о фильме режиссеру. Перед ней же должна выступить целая съемочная группа!

– Как-то неудобно, – прошептала она Румянцеву, – придет режиссер, начнет рассказывать, а в зале только одни мы сидим.

– Думаешь? – искренне удивился олигарх, которому подобная мысль не приходила в голову.

– Конечно, человеку обидно станет, что публики мало, – продолжала гнуть свое Элька.

– Ладно, – согласился Румянцев и позвал Левушкина. – Организуй народ, публику, что ли.

– Так там это, – развел руками подбежавший Левушкин, – милиция всех разогнала, а сеанс последний.

Румянцев смерил начальника безопасности придирчивым взглядом и отвернулся от него. Левушкин покорно опустил голову и пошел организовывать народ, публику.

Клотильда Павловна не всегда собирала бутылки по ночам. Раньше, в те далекие года, которые память уже отказывалась вспоминать, она служила балериной в театре. Легкая, невесомая, она танцевала, как богиня, только мало кто это замечал. Лишь ее подруга Серафима, которая сегодня шныряла по кустам бок о бок с ней и жаловалась на мизерную пенсию почтового работника. Годы летели, вместе с ними сменялась череда мужей, кавалеров, любовников, не оставляя после них ничего хорошего. И вот Клотильда Павловна у разбитого корыта.