– Хватит, – тихо говорю я. – Это все слишком. Если это условие твоего исчезновения из моей жизни, я приму подарки. Спасибо.

– Я не сказал, что исчезну, – он просиял, и я в непонимании уставилась на него. – Не одна ты сделала выбор.

***

Дома стены давят на меня, помогаю Марку искупаться, мы вместе, как обычно читаем на ночь, готовлю ужин, к которому сама не притрагиваюсь, оставляю его на кухне, накрыв полотенцем, чтобы не остыл. Не меняется ровным счетом ничего, кроме того, что я не дожидаюсь Саню и отправляюсь спать. Чувствую, как за спиной прогибается матрац, делаю вид, будто сплю. Муж вернулся позже десяти и, я до ломки в груди корю себя, что даже не задаюсь вопросом, где он был. Я по-прежнему беспокоюсь о нем, но меня не мучают мысли о возможности того, что он мог быть с другой женщиной. Я всегда думала, что это невозможно, мы ведь любим друг друга. Он много работает, я знаю. Он мой родной человек, но мне будто все равно на то, чем он занимается, когда меня нет рядом. Даже представив, что он с кем-то другим. Обнимает какую-то другую, целует ее.. Внутри меня ничего не срабатывает. Пустота. Его поцелуй в висок не вызывает желания обернуться и хотя бы просто обнять. Ничего в моей душе не откликается, когда он касается меня. Я думала это нормально. Чувствует ли он то же самое? То есть, ничего. Это ли настоящая семейная жизнь, когда ты существуешь по законам жанра?

Вспоминаю о том, что уже очень давно не спешу с работы домой, к Сане. Все всегда сводилось к Марку, которого нужно вовремя забрать из сада, и это не всегда у нас получалось. Мы часто ссорились по этому поводу, но в последнее время, мне показалось, что все налаживается. Показалось. Странное чувство, когда ты думаешь, что твоя жизнь нечто особенное, что вы с мужем создаете свой собственный мирок, а оказывается, что он давно трещит по швам. Остается лишь страх. Что будет, когда он совсем рассыплется?

Утром мы поссорились, снова, не прошло и недели с нашей вновь начавшейся, на первый взгляд идиллии. Я вообще не хотела вставать с постели до того, как Саня уйдет, я плохо спала, в голове не прекращали роиться разные мысли, разболелась голова. Мне нужно было подняться, чтобы приготовить мужу омлет и сделать чай. В последние дни он стал вести себя так, словно никогда прежде сам не готовил для себя, будто это моя прямая обязанность. В нашей семье никогда не было такого раньше. Мы вместе работали, готовили еду по возможности. По правде Саня был неплохим поваром, я любила его стряпню, иногда она казалась мне вкуснее моей собственной.

Я не стала тянуть, и сообщила о том, что отказалась работать на Владислава Романовича. Причин не называла. Они обрушивались на меня ужасом и мелкой дрожью по телу.

– И что ты собираешься делать, сидеть дома?

– Ты знаешь, это не в моей природе.

– Ну, конечно, ты же у нас святая женщина, самостоятельная, не принимаешь подачки от собственного мужа!

– Ты создаешь скандал на пустом месте.

– Я просил главного за тебя! Он сказал, что даст тебе работу, а ты наплевала на все. Как мне ему теперь в глаза смотреть?

– То есть тебя только это волнует? Что подумает главный.. Ясно. Тебе пора, опоздаешь.

– Тебе плевать, что я говорю.

– Не плевать.

– Твое безразличие говорит само за себя.

Я бы могла сорваться, потому что уже подкатывало. В глотке сидело. Хотело взять и вывалить на него ту правду, которую я знаю. Так и сказать «Ты получил работу, потому что твой новый босс хотел залезть ко мне в трусы!». Очередная мысль о боссе застает врасплох, спасибо Марк вовремя прервал немыслимую дурость, в которую я катилась.

Сын босиком прошлепал по кухне, потер сонно глаза, попросил попить, затем обнял Саню за ногу и это единственное, что могло сейчас вызвать у меня радость, но этого не произошло.

– Пап, почему ты ругаешься?

– Спроси свою мать, – бросил он грубо и ушел.

Мне хотелось догнать его и сильно ударить, даже если бы это не помогло. Он может спорить со мной сколько угодно, но такое отношение к ребенку порой вызывало у меня желание забрать Марка и к чертям свалить из этой квартиры, но я не могла себе такого позволить. Дети должны воспитываться в семье. У всех бывают трудности, это решаемо, по крайней мере, я как никогда мечтала об этом. А еще эта квартира была общей, не смотря на то, что ипотеку по ней я оплатила рассрочкой в «Корелл клаб», которую понятия не имею, когда погашу. Если бы я «продалась» бывшему боссу стало бы от этого легче? Материально – да. Но смогла бы я сохранить свою семью после этого? Я даже не уверена, как должна сохранить это сейчас. Кольцо на пальце не решает проблем, чувствую, что штамп в паспорте может сделать только хуже. Я боюсь этого чувства. А еще боюсь того, о чем невольно думаю. Поддайся я провокациям большого босса, куда бы это меня привело? Все взвешивания «за» и «против» приводили меня к осознанию, что Владислава Романовича в моей голове больше, чем должно быть. Все сводится к тому, что я вовсе и не о работе думаю. О кислороде, который он забирал у меня в момент поцелуя, о том, какой контраст я ощущала после того, как начинала снова дышать, как пульс отстреливал жизнью в моих конечностях. На мгновение я представила, что это не было лишь попыткой соблазнить меня. В голове пронеслась картинка того, как властные широкие ладони бродят по моему телу, ненасытный рот пожирает мой последний воздух, забирая остатки стыда. Я касаюсь губами его обнаженной кожи, вдыхаю его запах. Внизу живота начинает предательски ныть лишь от мысли, мне кажется это невозможным. Я не чувствую такого даже, когда Саня ласкает меня. Стыд и отрицание накрывает меня с головой. Хорошо, что мысли не имеют свойство воплощаться в реальность. Я не попадусь в ловушку этого ловеласа! Не попадусь.

Марк заболел. Ветрянка. Всю группу закрыли на карантин. Я как никогда обрадовалась, что осталась без работы. Придется также отложить ее поиски дней на десять.

На фоне этого дома разгорелся новый скандал. Оказалась, что мы с Саней оба никогда не болели этой «чудной» болезнью. Мне было плевать, я не боялась заразиться, не смотря на все рекомендации врача и предостережения по поводу последствий и протекания болезни у взрослых. Муж ссылался на работу, будто это единственная важная вещь в его жизни. Он настаивал на том, чтобы наш сын побыл у бабушки до выздоровления, а меня начало потряхивать от мысли, что я не увижу ребенка почти две недели, не смогу заботиться о нем, пока он болеет. Саня повышал голос каждый раз, когда я выдавала какой-то аргумент по поводу того, чтобы оставить сына дома. В итоге Марк на фоне нашей ссоры расплакался. И мы кое-как сошлись на том, что он побудет несколько дней у Инны Степановны, и я не знаю, как собиралась засыпать с этой мыслью. Хорошо, что температура была небольшой и, в целом врач прогнозировал нормальное течение болезни, это немного успокаивало.

– Я буду отправлять к ним врача каждый день.

– Делай, что хочешь, Ида.

– Мы травмируем ребенка, ты истеришь, словно у тебя месячные.