Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ленечка… – пробормотала я, поймав любопытные взгляды малолетних девиц, давно с интересом прислушивавшихся к нашему разговору. – Все смотрят…
– Пусть смотрят, – шепнул он совсем как тогда на море, находя мои губы своими.
Ленечка позвонил мне на работу:
– Ты сегодня ни на какой показ не идешь?
– Нет, а что?
– Пойдем в театр?
– Пойдем, – обрадовалась я. – Сто лет в театре не была…
– Надь, я вообще-то из автомата, – перебил он.
– А что, тетенька звонить не дает?
– Ее сейчас дома нет, а мы договорились, что я буду утром уходить и вечером приходить.
– Оригинально!
– Надь, я…
– Ладно, поняла. Куда ты хочешь?
– Да мне все равно, на твой выбор.
– Тогда я сейчас в Инете посмотрю.
– Где?
– В Интернете! Выберу спектакль и перезвоню… Ой, забыла. Тогда сам звони где-нибудь через полчаса.
Я положила трубку, оглянулась – все, вроде, заняты своими делами, но подозрительно молчат. Да ну и ладно, что я такого сказала! Я покрутила в руках ракушку – ту самую, с секретной базы, – и полезла в сеть смотреть театральную афишу. Так, «Иисус Христос – суперзвезда», то, что надо! Как удачно, что Ленечка именно сегодня придумал в театр идти!
Курсе на третьем мы с девицами фанатели от этого спектакля по-страшному. Лично я лицезрела сие великое произведение без малого раз тридцать. С тех пор, конечно, мои жизненные интересы претерпели некоторые изменения, но тем забавнее будет вспомнить молодость. Да и Ленечкино профессиональное мнение интересно узнать. Опять же неплохо посетить любимый театр белым человеком, по нормальным билетам, сидеть на своих законных местах…
С девчонками-то мы обычно исхитрялись получить входные, только в совсем уж крайнем случае покупали самые дешевые билеты куда-нибудь на балкон. Но, конечно, никогда там не сидели, всеми правдами и неправдами проникали в партер.
Станцию «Маяковская», где мы договорились встретиться, я совершенно не узнала. Конечно, я слышала, что там открылся второй выход и уютный тупичок с бюстом одноименного поэта, где мы с девчонками обычно встречались, перестал существовать, но не ожидала таких крутых перемен.
– А где бюст? – заныла я, оглядываясь. – Куда Маяковского дели? Выкинули, что ли, на ненадобностью?
– Надь, пошли, а то опоздаем!
– Вот же он, Маяковский! – обрадовалась я, когда мы после долгих петляний наконец вырулили к эскалатору.
– Надь, ну что ты как маленькая, – с досадой сказал Леня.
– Ничего ты не понимаешь, – обиделась я. – Знаешь, сколько у меня с этим бюстом связано!
– Ты меня пугаешь, – хмыкнул он.
– Да ну тебя, – надулась я.
Совершенно напрасно я размечталась – войдя в театр, Леня направился отнюдь не к кассе.
– Ты куда? – возмутилась я.
– К администратору, за входными, – невозмутимо пояснил он.
– И с какой радости нам их дадут? – насупилась я.
– А у меня удостоверение, что я в театре работаю, – похвастался он.
– Ты же, вроде, из театра уходишь?
– А удостоверение-то осталось!
– Тебе ничего не светит, – мрачно пророчила я.
– Увидишь!
– «Куда вы полезли? – бормотала я, прячась за Лениной спиной. – Это же касса! Все приличные люди обращаются к администратору!»
– Ты что там бормочешь?
– Да так, классику цитирую.
– Какую еще классику?
– «Двенадцать стульев», двоечник!
Ответить Леня не успел – подошла его очередь. Я поспешно отбежала в сторону – вдруг администратор остался прежний и запомнил меня еще с тех, фанатских времен?
Леня подошел ко мне, победно размахивая входными.
– Дали? – удивилась я.
– Конечно.
– На двоих?
– Угу.
– Ну тогда я уж и не знаю… – развела руками я. – Куда катится мир… Учти, нигде, кроме партера, я сидеть не согласна!
– Ну как тебе? – поинтересовалась я.
Мы медленно шли по Тверской. До Нового года еще далеко, снега нет и в помине, зато во всех витринах уже висят игрушки, стоят елки, сидят Санта-Клаусы…
– Понравилось, – подумав, ответил Леня. – Только что же они так орут? Один Синедрион нормально пел.
– Ну что ты хочешь, это же рок-опера.
– Оно и видно. У большинства не классический оперный, а актерский вокал. Типа, как умею, так и пою.
– А зато тут еще присутствует драматическая игра, – настаивала я.
– А профессиональное пение отсутствует! Одни крики и вопли.
– А ты бы так смог?
– А чего тут не смочь-то, – усмехнулся он.
– Кстати! – моя мысль совершила извилистый маневр. – А ты Борису Михайловичу звонил? Ну, тому мужику бородатому…
– Да я помню, – отозвался Леня. – Нет, не звонил.
– А почему? – возмутилась я. – Позвони обязательно! Завтра же! Обещаешь?
– Ладно, обещаю, – неохотно сказал Леня.
Дойдя до «Тверской», мы спустились в метро. Я повернула было на платформу, но Леня сказал:
– Ну ладно тогда…
– Что ладно? – удивилась я. – Разве ты меня не проводишь?
– Ну понимаешь, – замялся он, – у меня с хозяйкой квартиры договоренность, чтобы я не позже одиннадцати возвращался. А то она спать ложится.
– И ты должен спеть ей колыбельную?
– Надь, у меня ключей нет.
– Сектантская тетенька боится, что ты ее ограбишь? – прищурилась я.
– Просто нет второго комплекта.
– Ага, как же!
– Надь… – он посмотрел на часы.
– Так не проводишь меня?
– Ну я уже убедился, что ты девушка вполне самостоятельная…
– Ладно, пока! – я вскинула голову и пошла к платформе.
Думала, он меня догонит, извинится, поцелует… Но так ничего и не дождалась.
На следующий день Ленечка позвонил мне перед самым концом рабочего дня.
– Надька, срочно надо встретиться, – непривычно взбудораженно затараторил он. – У меня такие новости!
– Хозяйка ключи выдала? – небрежно поинтересовалась я.
– Да ну тебя! Вечно ты все…
– Ладно, рассказывай.
– Надь, у меня карточка кончается.