— О, Боже! — вскрикнула Мэгги.

— Какие у вас доказательства? — сипло спросил Грегори. — Мне известно, что последнее время моя мать находилась в депрессии, это началось у нее с апреля…

— О, Боже! — снова прошептала Мэгги. Эндрю хотел обнять ее, но она отшатнулась.

Айви понимала, о чем думает ее мать. Она вспомнила случай, произошедший на прошлой неделе, когда фотография Каролины и Эндрю, всегда стоявшая на столике в прихожей, вдруг упала на пол и разбилась. Эндрю тогда велел Мэгги выбросить ее на помойку. Но Мэгги этого не сделала. Ей не хотелось думать, что она «вышвырнула Каролину из дома» — сейчас или несколькими годами раньше. Но теперь все стало еще хуже. Если до сегодняшнего дня Мэгги чувствовала себя причиной несчастий Каролины, то теперь она будет считать себя виновницей ее смерти.

— Я хочу знать, — продолжал Грегори, — почему вы полагаете, что она убила себя. Это на нее не похоже. Совершенно не похоже! Она была сильной женщиной.

Айви не верила своим ушам. Как он может говорить так спокойно, четко и взвешенно?

— Во-первых, мы приняли в расчет некоторые косвенные доказательства, — вступил в разговор полицейский. — Умершая не оставила записки, однако вокруг ее тела обнаружены фрагменты порванных в клочья фотографий, — он неуверенно посмотрел на Мэгги.

— Фотографий? — переспросил Грегори.

Эндрю с шумом втянул в себя воздух.

— Мистера и миссис Бэйнс, — ответил офицер. — Газетные фотографии с их свадьбы.

Эндрю беспомощно смотрел на Мэгги. Та согнулась пополам на своем стуле, уронив голову и крепко обхватив руками колени.

Айви выпустила руку Грегори, чтобы броситься к матери, но тот с силой потянул ее назад и усадил обратно.

— Большой палец ее правой руки остался в пистолете. На ее пальцах обнаружены следы пороха и ожоги, идентичные тем, которые остаются при стрельбе из данного типа оружия. Разумеется, мы проверим пистолет на отпечатки пальцев, отправим пулю на экспертизу и непременно сообщим вам, если обнаружим что-либо неожиданное. Но уже сейчас мы можем сказать, что двери дома были заперты, и мы не обнаружили никаких следов насильственного проникновения. Далее, кондиционер был включен, а окна закрыты, следовательно… Грегори с шумом вздохнул.

— Значит, она оказалась не такой крепкой, как я думал, — перебил он. — Когда… когда это случилось?

— Мы полагаем, что между пятью и половиной шестого вечера, незадолго до нашего прибытия.

Жуткий холодок пробежал по спине Айви. Именно в это время она кружила по тому району, где жила мать Грегори. Она смотрела на стремительно темнеющее небо и мечущиеся под ветром кроны деревьев. Может быть, как раз в этот момент она проезжала мимо дома Каролины? Неужели Каролина убила себя именно тогда, в разгар грозы?

Эндрю попросил у полицейских разрешения отлучиться и вывел Мэгги из кабинета. Грегори остался, чтобы ответить на вопросы о своей матери и обо всех известных ему проблемах в ее жизни.

Айви поднялась, чтобы уйти. Она не хотела слушать о подробностях жизни Каролины, ей нужно было как можно скорее очутиться рядом с Тристаном и спрятаться от этого кошмара в его надежных объятиях.

Но Грегори снова удержал ее. Его рука была холодна и безжизненна, а лицо оставалось бесстрастным. Однако его голос оставался настолько спокоен, что у Айви мурашки побежали по спине. Но она чувствовала, как что-то боролось в душе Грегори, словно какая-то часть его существа понимала весь ужас произошедшего и нуждалась в защите. Вот почему она осталась с ним и просидела в кабинете еще долго после того, как Тристан ушел и все остальные легли спать.

— Но ты же говорил, что Гарри собирается на свидание в пятницу? — переспросила Айви.

— Так он и собирался, — ответил Тристан, растягиваясь рядом с ней на траве. — Но девушка, которую он пригласил, передумала. Я подозреваю, получив более заманчивое предложение.

Айви сокрушенно покачала головой.

— Почему Гарри всегда выбирает недоступных девочек?

— А почему Сюзанна преследует Грегори? — вопросом на вопрос ответил Тристан.

— Наверное, по той же причине, по какой Элла гоняется за бабочками, — улыбнулась Айви, глядя на скачущую по траве кошку.

В саду у преподобного Каррутерса Элла чувствовала себя как дома. И даже лучше. Будь ее воля, она бы сюда переселилась.

Все дело в том, что наряду с львиным зевом, розами, лилиями и душистыми травами отец Тристана посадил в своем саду небольшую грядку кошачьей мяты.

— А почему ты не можешь в субботу? — спросил Тристан. — Если ты работаешь, мы могли бы сходить на поздний сеанс.

Айви села. Как же ему объяснить? Тристан всегда был для Айви на первом месте, здесь у нее не было никаких сомнений. Но они первоначально договаривались на пятницу, а теперь вдруг все переносится на субботу и — нет, лучше сказать все начистоту.

— В субботу Грегори пригласил Сюзанну, Бет и меня погулять с его друзьями.

Тристан не стал скрывать своего удивления и неудовольствия.

— Понимаешь, для Сюзанны это так важно, — поспешно затараторила Айви. — Она уже вовсю готовится к этой субботе. Да и Бет тоже очень рада — ты же знаешь, ее ведь нечасто куда-то приглашают.

— А ты? — спросил Тристан, перевернувшись на бок. Он оперся на локоть и задумчиво теребил в пальцах длинную травинку.

— Я думаю, я тоже должна пойти — ради Грегори.

— Мне кажется, в последние недели ты уже немало сделала для Грегори.

— Тристан, его мать покончила с собой! — воскликнула Айви.

— Я в курсе.

— Я живу с ним под одной крышей, — горячо продолжала Айви. — Я каждый день встречаюсь с ним на кухне, в холле и в гостиной. Я замечаю перепады его настроения, вижу его в радости и в унынии. Чаще всего в унынии, — тихо добавила она, вспомнив, как несколько дней подряд Грегори сидел и читал газеты, лихорадочно листая их в поисках какой-то информации, которую, очевидно, никак не мог найти.

— Мне кажется, он очень озлоблен, — задумчиво сказала Айви. — Он пытается это скрывать, но я думаю, он не может простить матери того, что она убила себя. Прошлой ночью, примерно в половине второго, я видела его на теннисном корте — он в бешенстве лупил мечом о стену.

Той ночью Айви вышла из дома, чтобы поговорить с Грегори. Когда она окликнула его, он резко обернулся — и она увидела, что его лицо перекошено от боли и бешенства.

— Поверь мне, Тристан, я всеми силами стараюсь помочь ему, и буду помогать дальше, но если ты думаешь, что у меня есть к нему какие-то другие чувства… если ты думаешь, что… Тристан, это же просто глупо! Если ты думаешь — нет, я просто не могу поверить…

— Стоп, стоп, притормози, — он повалил ее на траву рядом с собой. — Ни о чем таком я не думал. Ты сама себя накручиваешь.