Вот в чем дело. Добровольно Левка никогда бы не пошел воевать.

— Но ты офицер!

— Ты тоже.

Григорий покачал головой.

— Мы в Красной Армии упразднили чины. Я военный комиссар.

— Но одни велят принести чай, а другие его приносят, — сказал Левка, глядя на входящего ординарца. — Как гордилась бы мама, правда?

— Еще бы. Но почему ты ни разу не написал? Я думал, тебя в живых нет.

— Ах, черт… прости. Я так ужасно чувствовал себя, уехав по твоему билету, и мне все время хотелось сообщить, что у меня уже есть деньги тебе на дорогу. Но я все откладывал, ждал, когда денег будет больше.

Плохая отговорка, но очень характерная для Левки. Он мог не пойти на вечеринку, если ему было не в чем там покрасоваться, и не шел пить с друзьями, если у него не было денег на то, чтобы всех угостить.

Григорий вспомнил еще одно предательство.

— Ты не сказал мне, уезжая, что Катерина беременна.

— Беременна?! Но я не знал.

— Знал. И велел ей не говорить мне.

Левка на секунду растерялся — его поймали на лжи, однако тут же пришел в себя и начал контрнаступление:

— А тот корабль, на который ты меня посадил, не шел до Нью-Йорка! Он высадил нас в захолустном городишке Кардиффе. И мне пришлось работать много месяцев в шахте, чтобы скопить на новый билет.

На миг Григорий даже почувствовал себя виноватым; но потом вспомнил, как Левка выпрашивал у него этот билет.

— Может, не стоило помогать тебе бежать от полиции? — спросил он жестко.

— Ты сделал для меня все что мог, — неохотно признал Левка. Потом тепло улыбнулся — когда он так улыбался, Григорий мог простить ему что угодно — и добавил: — Как всегда. С тех самых пор как умерла мама.

Григорий почувствовал комок в горле.

— Но все равно, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал, — мы должны отплатить семейству Вяловых за то, что они нас обманули.

— Я уже отплатил, — сказал Левка. — В Буффало живет Джозеф Вялов. Я засадил его дочке, она залетела, и он был вынужден женить меня на ней.

— Так ты теперь член их семейки?

— Но он об этом пожалел, потому-то и устроил, чтобы меня призвали. В надежде, что меня убьют на войне.

— Черт, ты что, по-прежнему думаешь не головой, а другим местом?

— Наверно… — пожал плечами Левка.

Григорию тоже было в чем признаться, и делать это ему было страшновато. Он начал с того, что осторожно сказал:

— У Катерины родился мальчик, твой сын. Она назвала его Владимир.

— Да что ты! — обрадовался Левка. — У меня есть сын!

Григорию не хватило мужества сказать, что Вовка ничего не знает об отце и называет папой Григория. Вместо этого он сказал:

— Я забочусь о нем.

— Я был в тебе уверен.

Григорий почувствовал, как привычно всколыхнулось возмущение, оттого что Левка принимал как должное то, что кто-то другой нес за него ответственность.

— Лев, — сказал он, — я женился на Катерине.

Он ждал, что брат разозлится. Но тот и глазом не моргнул.

— В этом я тоже был уверен.

— Что?! — Григорий остолбенел.

— Ну ты же так сходил с ума по ней, — кивнул Левка. — А ей как раз и нужен был такой человек — сильный, на которого можно положиться, с кем ребенка растить… Так уж карты легли.

— Я так переживал, — мрачно сказал Григорий. — Меня мучила мысль, что я тебя предал.

— О господи, конечно нет! Ведь я же ее бросил… Будьте счастливы!

То, как легко Левка отнесся ко всему этому, не на шутку разозлило Григория.

— А ты о нас хоть немного беспокоился? — спросил он без обиняков.

— Гришка, ну ты же меня знаешь!

— Знаю, ты о нас даже не думал.

— Да думал я, думал! Не строй из себя святошу. Ты ее хотел; какое-то время крепился — ну, может, даже пару лет. Но в конце концов стал с ней спать.

Это была суровая правда. У Левки была отвратительная манера любого ставить на место.

— Да, ты прав, — сказал Григорий. — Как бы то ни было, у нас уже двое детей: еще есть дочка, Аня. Ей полтора года.

— Двое взрослых и двое детей… Ну, не важно. Хватит.

— Ты о чем?

— Я тут наварил деньжат, продавал казакам виски с английского армейского склада. Платили золотом. Набралось целое состояние… — Левка сунул руки под гимнастерку, расстегнул пряжку и вытянул пояс, набитый монетами. — Здесь хватит денег, чтобы вы вчетвером смогли поехать в Америку! — и вручил пояс Григорию.

Тот был ошеломлен и тронут. Значит, Левка все же не забыл о брате. Конечно, передача денег выглядела театрально-красивым жестом, такой уж у Левки характер. Но он сдержал обещание.

Какая жалость, что теперь это не нужно!

— Спасибо, — сказал Григорий. — Я горжусь тобой. Ты сделал, что обещал. Но теперь в этом нет нужды. Я смогу добиться твоего освобождения и помогу тебе вернуться к нормальной жизни в России.

И отдал пояс с деньгами обратно.

Левка принял пояс и замер, глядя на него.

Григории видел, что Левка обижен, и понял, что отказ от подарка больно его задел. Но сейчас Григория беспокоили вещи поважнее. Что будет, когда Левка встретится с Катериной? Не влюбится ли она снова в более красивого брата, не начнется ли все сначала? У Григория сердце кровью обливалось при мысли, что он может ее потерять — после всего, через что им пришлось пройти.

— Теперь мы живем в Москве, — сказал он. — У нас квартира в Кремле, мы там живем вчетвером: мы с Катериной и Вовка с Аней. Я смогу добиться квартиры и для тебя…

— Постой-ка, — сказал Левка, глядя на него с недоверием. — Ты что же, думаешь, я хочу вернуться в Россию?

— Ты ведь уже вернулся, — сказал Григорий.

— Но не насовсем!

— Не может быть, чтобы ты хотел жить в Америке!

— Очень даже может! И ты должен поехать со мной.

— Но теперь-то это не нужно! Россия стала другой. Царя больше нет!

— Мне нравится в Америке, — сказал Левка. — И тебе понравится. Вам всем. Особенно Катерине.

— Но здесь мы творим историю! Мы создаем новое государство. А ты же все это пропустишь!

— Ты не понимаешь, — сказал Левка. — В Америке у меня собственный автомобиль. Еды — больше, чем я могу съесть. Выпивки — сколько угодно, сигарет — за всю жизнь не выкурить! У меня пять костюмов!

— Ну и зачем тебе эти пять костюмов? — удивился Григорий. — Все равно что иметь пять кроватей: спишь-то все равно только на одной.