— Клянусь тебе, друг, и призываю в свидетели всемогущего Бога. Во имя твоей любви ко мне никогда твои близкие не будут нуждаться, пока у меня есть чем с ними поделиться.

Он долго стоял на коленях, молча, не двигаясь; в хижине было тихо, лишь слабо потрескивал торф в очаге да монотонно стучал дождь по соломенной крыше. От дождя волосы Джейми потемнели, и капли влаги, словно драгоценные камни, сверкали в складках его пледа. В последнем прощании он сжал руку в кулак и встал.

Джейми поклонился миссис Мунро и взял меня за руку. Мы собирались выходить, когда воловья шкура, висевшая в низком дверном проеме, отодвинулась, и я отступила назад, давая пройти Мэри в сопровождении Мурты. Вид у Мэри был растерянный, и выглядела она довольно странно: на плечи наброшен сырой плед, из-под оборки длинной ночной рубашки выглядывают грязные домашние тапочки. Завидев меня, она крепко прижалась ко мне, как бы благодаря за то, что я здесь.

— Я не хотела в-входить, — прошептала она, робко глядя на вдову Хью Мунро, — но Мурта настоял.

Брови Джейми вопросительно поднялись, когда Мурта почтительно кивнул миссис Мунро и сказал ей что-то по-гэльски. Маленький горец держался, как всегда, сдержанно и сурово, но сейчас, подумала я, в нем ощущается какое-то особое достоинство. Прямо перед собой он держал седельную сумку; чувствовалось, что в ней лежит что-то объемистое и тяжелое — наверное, прощальный подарок для миссис Мунро, подумала я.

Мурта положил сумку на пол у моих ног, выпрямился и перевел взгляд с меня на Мэри, потом посмотрел на вдову Мунро и, наконец, на Джейми, который, как и я, озадаченно смотрел на него. Убедившись таким образом, что внимание присутствующих ему обеспечено, Мурта отвесил мне церемонный поклон, так что прядь мокрых темных волос упала ему на лоб, и с достоинством произнес:

— Я принес вам этот знак отмщения, мадам, — он выпрямился и по очереди наклонил голову в сторону Мэри и миссис Мунро, — и правосудия — за все зло, причиненное вам.

Мэри чихнула и торопливо вытерла нос углом своего пледа. В ее широко открытых глазах застыло недоумение. Я посмотрела вниз на тяжелую сумку и внезапно ощутила ужасный холод, не имеющий ничего общего с холодом на улице. Вдова Хью Мунро опустилась на колени, твердой рукой развязала сумку и вытащила из нее голову герцога Сандрингема.

Глава 45

Проклятие всем Рэндоллам

Наш путь на север был долгим и мучительным. Мы боялись, что в нас узнают шотландских горцев, и потому нам все время приходилось скрываться и идти обходными путями. Не осмеливаясь ни купить, ни просить пищу, мы кое-как перебивались, воруя понемногу из оставленных без присмотра сараев или выкапывая в полях съедобные коренья, которые мне изредка удавалось найти.

Медленно, очень медленно, но мы продвигались вперед. О шотландской армии было известно только то, что она находится где-то к северу от нас. Поэтому мы решили двигаться в сторону Эдинбурга, по крайней мере, сможем узнать о ходе кампании. Уже несколько недель до нас не доходило никаких новостей. Я узнала только, что осада Стирлингского замка провалилась; Джейми слышал, что битва при Фолкерке принесла победу шотландцам. Но что происходило потом?

Когда мы оказались на мощенной серым булыжником Роял-Майл, Джейми тут же поскакал в штаб армии, а нас отправил на квартиру к Алексу Рэндоллу. Мы торопливо шли по улице, почти не разговаривая, боясь даже думать о том, что нас ждет.

Алекс был там. Когда мы вошли в комнату, у Мэри подкосились ноги и она едва не упала у его кровати. Пробудившись от своей дремоты, Алекс недоумевающе моргнул, затем его лицо озарилось такой радостью, словно он увидел перед собой посланника самого Господа Бога.

— О боже! — бормотал он, уткнувшись в ее волосы. — О боже!.. Я думал… Я молился… Только бы еще раз увидеть тебя. Только раз. О милостивый Иисус!

Просто отвернуться мне показалось недостаточно. Я вышла на лестничную площадку и полчаса просидела там, положив на колени усталую голову.

Решив, что приличия уже позволяют вернуться, я вошла в маленькую комнату, за несколько недель отсутствия Мэри снова ставшую серой и безрадостной. Я осмотрела его, осторожно скользя руками по истаявшей плоти. Странно, что он протянул так долго.

Он увидел правду по моему лицу и ничуть не удивился.

— Я ждал, — еле слышно произнес он, в изнеможении откидываясь на подушку. — Я надеялся… она придет еще раз. Я молился… Мои молитвы услышаны. Теперь я умру спокойно.

— Алекс!

Мучительный крик вырвался из груди Мэри — казалось, его слова причинили ей физическую боль, но он улыбнулся и погладил ее руку.

— Дорогая, мы давно знаем об этом, — прошептал он. — Не отчаивайся. Я всегда буду с тобой, всегда буду любить тебя. Не плачь, любовь моя.

Мэри покорно вытерла порозовевшие щеки, но слезы продолжали литься из ее глаз. Несмотря на глубокую печаль, она никогда еще не была так хороша.

— Миссис Фрэзер, — сказал Алекс; было видно, что он собрал все свои силы, чтобы обратиться с просьбой, — я должен сказать… завтра… не могли бы вы прийти еще раз, со своим мужем? Это очень важно.

На мгновение я заколебалась. Что бы Джейми ни узнал, он собирался немедленно оставить Эдинбург, присоединиться к армии и найти своих людей. Но вряд ли один день может изменить исход войны, и я не устояла перед двумя парами молящих глаз.

— Мы придем, — пообещала я.

— Я просто дурак, — ворчал Джейми, шагая по крутым, мощенным булыжником улицам к переулку, где снимал жилье Алекс Рэндолл. — Мы должны были уехать еще вчера, сразу, как только забрали у ростовщика твое жемчужное ожерелье. Ты что, не знаешь, сколько миль до Инвернесса? Не знаешь, что у нас не лошади, а клячи?

— Знаю, — нетерпеливо сказала я. — Но я обещала. И если бы ты его видел… Ну ладно, через минуту ты его увидишь и все поймешь.

— Ммфм…

Он придержал дверь и, уже не жалуясь, зашагал за мной по продуваемой сквозняками лестнице старого дома.

Мэри полулежала на кровати. Все еще одетая в свою замызганную дорожную одежду, она исступленно прижимал Алекса к своей груди. Должно быть, она провела с ним всю ночь.

Завидев меня, Алекс мягко освободился от объятий и нежно погладил ее руки. Он слегка приподнялся; лицо было белее простыни, на которой он лежал.

— Миссис Фрэзер, — сказал он, слабо улыбнувшись.

Покрытое испариной лицо имело тот мертвенно-серый оттенок, который предвещает новый тяжелый приступ.

— Вы так добры, что пришли. А ваш