один день в Сухуми; на набережной в кафе заняли очередь за хинкалями, но поскольку очередь была очень длинная, пошли прогуляться по набережной; на пирсе увидели женщину в белом халате, которая продавала водку, но не простую, а экспортную, дорогую; эта была буфетчица с круизного теплохода и на ящике перед ней стояли три бутылки разной водки, в т.ч. лимонной жёлтого цвета; я сразу вспомнил статью в «Известиях», которую когда-то прочёл и запомнил; наши журналисты, будучи в поездке по Америке, встретились с коллегами и заспорили: американцы утверждали, что в течение всей поездки по стране журналисты не услышат от простых людей ни одного плохого слова о русских (потенциальных врагах, ведь шла «холодная» война), наши сомневались; договорились, что если янки проиграют спор, то ставят дюжину бутылок кока-колы, а русских попросили рассчитаться тремя бутылками лимонной водки; наши проиграли спор и отдали водку, которая, как я впервые узнал, была лучше «Столичной», в СССР вся шла на экспорт; хотя деньги были на исходе, я купил бутылку, которую в Ростове распил с тестем, получив огромное удовольствие; когда мы на ж-д вокзале хотели взять билеты до Гантиади, денег не хватило, взяли только до Гагры; среди ночи проводник разбудил нас перед Гаграми, мы стали просить его разрешить доехать до Гантиади (это совсем близко), т.к. денег на билет не было; люди в вагоне проснулись, вступились за нас, уговорили проводника, и мы получили разрешение ехать дальше; днём хорошо выспались на пляже и рассказали Гале о поездке и приключениях.

LVII

Из Ростова в Красноярск мы ехали вчетвером в купе, ребята с удовольствием спали наверху; дорога длинная и мы старались занять себя чтением книг, игрой в города (её Саша называл «пройтись по Риму») и Балду (кто больше составит слов, переставляя буквы в исходном слове); грызли жареные семечки в «заветном маленьком мешочке» (по выражению Саши); часто подолгу стояли в проходе, наблюдая за меняющимися картинами природы, а когда после Новосибирска попали в таёжный край, любовались растительностью с буйными осенними красками.

Не обошлось без приключений: одна женщина везла в Сибирь большую полиэтиленовую канистру, «канистер» (по её выражению) с алычовым вареньем; поставила её в металлический ящик, который был в проходе под полом; когда однажды открыли люк ящика, то увидели, что из-за болтанки варенье взорвалось, канистер треснул, ящик был полон варенья; это был ужас, потому что проводники там держали постельное бельё в большом количестве; бедная женщина до самого Красноярска день и ночь в туалете стирала простыни и наволочки, а пассажиры пользовались другим туалетом – вот такой канистер. В Красноярске осень выдалась тёплой, мы ходили через зону в лес, собирали грибы и дома их жарили; 1 сентября Кирюша пошёл в школу, Галя перешла на полставки, была с Сашей, а по выходным мы все вместе отправлялись на прогулки.

LVIII

Осенью я уехал в Москву, чтобы завершить все подготовительные работы; на столе у Лагойды увидел чью-то диссертацию, отпечатанную на хорошей бумаге, высококачественной, финской; но где её достать, она не продавалась в магазинах, а требовалось её для трёх экземпляров 400 листов (два экземпляра печатались на простой); А.В. подсказал типографию, где такую бумагу использовали; я сразу туда рванул, купил две бутылки водки, попросил рабочего выйти из цеха, чтобы договориться; через минуту в моём портфеле оказалась пачка в 400 листов прекрасной финской бумаги, и последовал вопрос: «Ещё надо принести?»; в отделе аспирантуры мне дали адрес профессиональной машинистки, которая печатает диссертации за 25 рублей и живёт через дорогу напротив института; я позвонил в дверь квартиры, открыла высокая женщина пенсионного возраста, которая без слов поняла, зачем я пришёл; в прихожей стал снимать обувь и услышал: «Вот, сразу видно человека из провинции, зачем снимаете туфли, проходите в комнату»; я отдал свой, отпечатанный в Красноярске, экземпляр диссертации, бумагу для пяти экземпляров и она велела прийти через три дня.

LIX

Теперь надо было отпечатать 60 экземпляров реферата и мне снова повезло; отдел аспирантуры, в котором обе пожилые сотрудницы очень хорошо ко мне относились с самого начала, вручили письмо в типографию НИИЖБа, где через четыре дня был отпечатан на ротапринте мой реферат; его сшили и заодно красиво переплели пять экземпляров качественно отпечатанной диссертации; теперь её надо было подписать моими научными руководителями, и я направился к Миронову; попросил С.А. подписать титульные листы; он взглянул, отложил диссертацию в сторону и завёл разговор о новом дополнительном издании своей всемирно известной книги «Теория и методы зимнего бетонирования», первое издание которой вышло десять лет назад; шеф хотел, чтобы для двух разделов большой главы, посвящённой применению химдобавок, я изложил результаты своей диссертации. Как тут откажешь? Вернулся с неподписанными шефом пятью экземплярами диссертации в общежитие и в течение недели целыми днями и вечерами готовил для книги Миронова большой материал; чертил схемы отделений по приготовлению химдобавок на бетонных заводах, графики прочности бетонов и пр.; кстати, однажды в комнату, где жил ещё один молодой аспирант, поселили очень толстого мужчину, который ужинал здесь же и пил пиво; комендант общежития для аспирантов, очных и заочных, из разных НИИ Госстроя СССР подрабатывала, давая ночлег посторонним людям; ночью этот толстяк в нашей комнате стал так храпеть, и его громовой храп раздавался с такой неумолчной свирепостью, что мог бы превратить стаю прожорливых львов в испуганных мышек, обратив их в паническое бегство; конечно, спать было невозможно; мы встали, открыли дверь и выкатили его кровать в коридор, а утром, когда я шёл умываться, увидел храпуна, сидящего на кровати; он виновато посмотрел на меня и без обиды спросил: «Я сильно храпел?», в ответ я кивнул головой и развёл руками, он мой жест понял; больше его в нашей комнате не было.

Подготовив весь материал, я пошёл к Миронову, но оказалось, что он в отпуске; я заволновался, ведь мой отпуск заканчивался, а диссертацию надо было сдать в Совет НИИЖБа, учёный секретарь которого назначает оппонентов, и согласно очереди определяет срок защиты. Я выяснил, что С.А. находится не в Москве, а на даче; у его дочери Людмилы, работающей в лаборатории Малининой, узнал адрес и поехал на электричке на дачу; С.А. повёл меня в мансарду, в которой на столе, кроватях и даже на ковре были разложены листы рукописи его книги; мы рассмотрели принесённый мною материал, который шефу понравился, ведь я выполнил для него необычайно важную работу; попросил его подписать титульные листы диссертации; он начал листать первый экземпляр и читать отдельные куски текста; меня взяло зло: