Сегодня на истории в тесном маленьком классе Сало нагнулся и с загадочным видом прошептал:

– Левка, ты хочешь присоединиться к нам с Мишкой? Только никому… никому не говори.

– Ну-ну! А что?

– Знаешь, у нашего дома, в садике, стоит церковь? Эта церковь, кажется, Малюты Скуратова.

– Ну?

– Мы с Мишкой знаем там подвал, от которого идут подземные ходы… Узкие, жуть! Мы там были уже. Ты пишешь «Подземный клад», так что тебе это будет очень интересно[1381].

Я слушал, и любопытство овладевало мной все больше и больше… Я представлял себе мрачные темные ходы, сырые и низкие, зловещие залы с плесенью по стенам, подземные переходы, колодцы, и это все переполнило мою чашу терпения и воображения. Я не представлял себе, что мне скоро суждено это увидеть наяву. Короче говоря, я дошел до высшей точки напряжения. Мне даже трудно описать все мои чувства…[1382]

– Знаешь что, Мишка! – сказал я. – Я думаю это подземельное путешествие несколько преобразить. До этого ты с Олегом ходил ради любопытства, а теперь я предлагаю захватить с собою карандаш и тетрадку, чтобы кое-что там зарисовать, записывать наш путь, а также и все наши разговоры, ну и наносить точный план ходов. Это все нам впоследствии может пригодиться с научной точки зрения.

– Это хорошо, – согласился Михикус. – Так как ты ведешь дневник, то ты все записи-то наши и запишешь туда. А затем, ведь ты рисовать умеешь, так что ты и будешь там заведовать этим, ладно?

– Что же, я согласен. А знаешь еще что? – сказал я. – Нужно будет нам обязательно записать наши первые слова при входе в подземелье. Это будет потом нам и интересно, а также это будет и большой оригинальностью. Ты понимаешь меня? Вот что именно мы скажем, как только очутимся под землей? Это нужно будет нам потом все записать, чтобы не забыть. Мы расположимся где-нибудь в каморке в какой-нибудь и запишем все. Ну, наверное, первым делом вы меня спросите – ты или Сало: «Ну, Левка, как здесь?» А я, очевидно, отвечу: «М-м… да так, ничего!»

– Это действительно интересно записать, – сказал Михикус. – Самые наши первые там слова! Это здорово!

– А я и это запишу в дневник, – сказал я.

– Что?

– Да вот это, что мы сейчас говорим. Ведь на этих разговорах и основано наше так называемое путешествие, так что я их все запишу. И вот эти последние слова тоже запишу! И это – тоже запишу! И это… И это!

– Вот так без конца можно, – сказал Мишка. «И это! И это!»

– А я не дурак, – проговорил я. – Я обязательно запишу в дневник эти твои слова, честное слово.

– А это запишешь, что ты мне только что сказал?

– Кашу маслом не испортишь. Слово не вредит, – сказал я. – Запишу![1383]

Никаких алмазов я не видел, так я и сказал Тому Сойеру. А он уверял, что они все-таки там были, целые горы алмазов, и арабы, и слоны, и много всего. Я спрашиваю: «Почему же тогда мы ничего не видели?» А он говорит: «Если бы ты хоть что-нибудь знал, хоть прочел бы книжку, которая называется «Дон Кихот», тогда бы не спрашивал»[1385].