Хорст осторожно вел внедорожник, вокруг собралось сотни нуба, бежавших следом. Каждому хотелось протянуть нам руку. Долго, очень долго бежали они рядом, и Хорст не осмеливался прибавить газу и уехать.

Чем дальше мы удалялись от Тадоро, тем становилось темнее небо. В любой момент новые потоки дождя могли сделать дальнейшую поездку невозможной. Но мысли о нуба, отвлекли меня. Несмотря на серьезные изменения, которые произошли с ними, моя привязанность к ним сохранилась. Увижу ли я их еще раз? Я так часто желала себе именно этого. Мы еще не покинули горы Нуба, а на меня уже напала тоска. Сразу же захотелось вернуться обратно.

Обессиленные после напряженной езды, мы добрались до Семейха. Там нас ожидала новая неприятность: поезд в Хартум отменили. Мы оказались в ловушке: отсюда наши перегруженные машина и прицеп доехать до суданской столицы не смогут. Оставалось только держать курс на северо-запад до Эль-Обейда. Но и этот путь был небезопасен. Он вел по местности, похожей на пустыню, где ветер замел дороги песком. Эту ужасную поездку я не забуду никогда. Машина беспрерывно должна была прокладывать себе путь, указателей не существовало. Мы могли ориентироваться только по солнцу. Стояла дикая жара, ни человека, ни зверя. Ни одна машина нам не встретилась. Спросить маршрут не у кого. «Лендроверу» нельзя останавливаться, иначе из глубокого песка пустыни нам не выбраться. Прицеп болтался как спортивные санки. Солнце слепило нас, все время нависая перед глазами. Я не отваживалась говорить, опасаясь потревожить Хорста.

С нами ехала маленькая обезьянка Рези — подарок от нуба. Наверняка в Тадоро ее умертвили бы и съели. Нуба едят все, что ползает или летает. Теперь она бодро восседала рядом с нами, то на моих коленях, то у Хорста на плече или у руля.

Наконец, после заката солнца, в темноте на горизонте всплыли огни. Стояла ночь, когда мы прибыли в Эль-Обейд.

Мне удалось купить в Эль-Обейде авиабилет до Хартума, где уже несколько дней находился Хорст, прибывший туда поездом. Тридцать часов пути Хорст вместе с обезьяной провел на открытой платформе под «лендровером», не желая ни на минуту оставить без присмотра ценный материал и камеры. Поездка оказалась для обоих муками ада. Покрытый железом пол платформы до того раскалился, что обжигал при одном прикосновении. Но под машиной образовалась тень, где Хорст со своей перепуганной обезьянкой имел возможность спрятаться от нестерпимой жары.

Дом, в котором мы наконец смогли отдохнуть после утомительной поездки, был окружен тенистым садом. Обезьянка Рези, теперь разгуливавшая без поводка, от души нарезвилась среди деревьев. По ночам она спала где-то в кронах, но вставала с первыми лучами солнца и до наступления сумерек крутилась неподалеку от нас.

Вообще-то мы хотели как можно скорее вернуться в Германию, но господин Мубарак Шаддад уже давно специально для нас подготовил поездку в Южный Судан. Такое великодушное приглашение суданского правительства я не могла не принять. Мы намеревались продать «лендровер» в Хартуме, с тем чтобы оплатить обратные авиабилеты в Мюнхен. В Судане такая машина ценится дорого. Мы передали автомобиль сотруднику господина Вайстроффера, который во время нашей поездки по Южному Судану обещал позаботиться о его продаже.

Незадолго до отъезда мне пришлось еще раз поволноваться. Исчезла Рези. Мы предприняли большую поисковую операцию. Несколько дней жили только этим. Опросили сотни домов. Делая объявления по телевидению и радио, я обещала награду за любые сведения об обезьянке. Никто не откликнулся. Даже полиция участвовала в этом деле, но безрезультатно — наша Рези, которую мы так полюбили, исчезла. Утешало лишь, чго здесь ей будет намного лучше, чем в холодном Мюнхене, где я планировала отдать ее в зоопарк «Геллабраун».

Нашей первой целью был Малакаль, маленькая столица в провинции Верхний Нил. Местный губернатор подготовил к нашему приезду обширную программу. Меня интересовало, какие следы недавних беспорядков удастся найти в этом городе. Мы посетили школы и больницы, говорили с врачами и католическими священниками. От них надеялись узнать подробности о кровавых боях, но собеседники умело уходили от всех вопросов. Однако выяснилось, что и отец Пиу и два духовных лица из Танзании вновь могли беспрепятственно проводить службы. В религиозном объединении «Юнайтед черч» о жертвах революции также предпочитали молчать.

Особенностью «Юнайтед черч» были воскресные богослужения, во время которых каждые полчаса выходил один из шести священников, владевших разными языками. У каждого племени провинции Верхнего Нила имелся свой собственный духовный наставник — у динка, шиллуков, нуэров, ануаков и других. Побывав в деревнях динка и шиллуков, мы нигде не обнаружили следов боев или сгоревших хижин. Вероятно, за это время их просто убрали. Здесь я снова встретилась с королем шиллуков, и мы даже участвовали в совместной прогулке. Авторитет монаршей особы непререкаем, каждый шиллук с почтением бросался перед ним на землю.

Вау, столица южной провинции Бахр-эль-Газаль, была нашей следующей целью. Это плодородная область, где проживали динка, самое большое племя в Судане. Как и шиллуки, динка — воинствующее племя, и некоторые из них воевали против северных суданцев. Но и здесь не оказалось никаких разрушений. Вау со своим выдающимся собором — город, в противоположность Малакалю, очень чистый. На улицах нам встречались добротно, почти по-европейски одетые люди. Ощущалось благосостояние, объяснимое наличием успешно работающей промышленности. Нам показали недавно построенную консервную фабрику, оснащенную русскими станками. Здесь плоды манго перерабатывались в соки и мармелад, этой продукцией снабжался весь Судан. Зажиточными коммерсантами были преимущественно греки.

К нашему удивлению, в католическом храме нам разрешили фотографировать и делать киносъемки. Богослужения начинались с шести часов утра и проводились четыре раза в переполненном помещении. Это была самая большая церковь, которую я видела в Судане. Там с нами произошел забавный случай. Когда Хорст вблизи алтаря снимал, как священник дает верующим просфорки, чернокожие прихожане смотрели на моего помощника с умилением. Они приняли его за Христа. За время экспедиции он потерял двадцать килограммов, руки и ноги стали тонкими, лицо — ввалившимся, да и борода действительно придавала ему сходство с изображением Христа на иконе. Хорст перевел дыхание только, когда выбрался наружу.

Любопытно, как в Вау проходила выборная кампания. Представителям различных племен раздавали листки для голосования, на которых виднелись отпечатаные символические знаки: «крокодил», «бык», «антилопа» или даже «дерево». Местные жители знали, кому из их вождей принадлежит символ. Они делали свой выбор оттиском большого пальца. Избиратели стояли перед столом с листочками для голосования в очередях.

Нам позволили посетить и тюрьму. Там содержалось свыше 400 человек, среди которых находились и убийцы, мужчины или женщины, приговоренные к пожизненному заключению. Преступления они совершали в основном из ревности, некоторые ожидали амнистии. Смертной казни в Судане не существовало. Большинство заключенных выполняли ручную работу: женщины изготавливали поделки из соломы, мужчины занимались резьбой по слоновой кости. Нам разрешили поговорить с ними с помощью переводчика. Похоже, свою участь они воспринимали спокойно.