Теперь настала его очередь — объяснить то обстоятельство, что они никогда не были в Марадоне. Объяснение было заготовлено, чтобы никто не ждал от них, что им что-то известно о городе, просто на тот случай, если они наткнутся на кого-то, кто бывал там. Главное — все это далеко отстояло от Эмондова Луга и событий в Ночь Зимы. Ни у кого из услышавших эту историю и мысли не должно возникнуть о Тар Валоне или об Айз Седай.

— История в самый раз, — кивнул Илайас. — Да, та еще история. Кое-что в ней не совсем верно, но главное, как говорит Пестрая, — сплошное нагромождение лжи. Вплоть до последнего слова.

— Лжи! — воскликнула Эгвейн. — Да с чего бы нам лгать?

Четверка волков не двинулась с места, но теперь они, казалось, не лежали просто возле костра; сейчас они все подобрались, и немигающие желтые глаза цепко следили за лжецами из Эмондова Луга.

Перрин ничего не сказал, но рука его потихоньку, как бы невзначай поползла к топору. Четверка валков поднялась на ноги одним быстрым движением, и рука юноши замерла. Звери не издали ни звука, но густая шерсть на загривках стояла дыбом. Под деревьями один из волков раскатисто завыл в ночи. Ему вторили другие — пять волков, десять, двадцать, пока вся тьма не наполнилась их воем. Так же внезапно волки смолкли. Холодная струйка пота сбежала по лицу Перрина.

— Если вы думаете... — Эгвейн остановилась, говорить ей мешал комок в горле. Несмотря на разлитую в воздухе прохладу, испарина выступила у нее на лбу. — Если вы думаете, что мы лжем, тогда, наверное, предпочтете, чтобы мы разбили свой собственный лагерь на ночь, подальше от вашего.

— Вообще-то, обыкновенно, так и произошло бы, девушка. Но сейчас я хочу знать о троллоках. И о Полулюдях. — Перрин изо всех сил старался, чтобы ничто не отразилось на его лице, и надеялся, что преуспел в этом больше Эгвейн. Илайас продолжил тем же тоном, будто ничего не случилось: — Пестрая говорит, что она учуяла троллоков и Полулюдей в ваших мыслях, пока вы рассказывали эту глупую байку. Они все почуяли. Как-то вы замешаны в нечто, связанное с троллоками и Безглазыми. Волки ненавидят троллоков и Полулюдей сильнее лесного пожара, сильнее всего, и я тоже их ненавижу.

— Паленый хочет разделаться с вами, — говорил Илайас. — Троллоки оставили ему эту отметину, когда он был годовалым щенком. Он говорит, дичь здесь редка, а вы упитаннее любого из оленей, которых он видел за эти месяцы, и нам нужно с вами разделаться. Но Паленый всегда отличался нетерпеливостью. Почему бы вам не рассказать мне обо всем? Надеюсь, вы не Друзья Темного. Мне не по душе убивать людей после того, как я накормил их. Только помните: они узнают, когда вы соврете, и даже Пестрая вот-вот выйдет из себя, почти так же как и Паленый.

Глаза Илайаса, такие же желтые, как у волков, теперь тоже не мигали, — как и у них. У него же глаза — волчьи, подумал Перрин.

Он вдруг понял, что Эгвейн смотрит на него, явно ожидая решения от Перрина. Свет, я вдруг опять главный. Они с самого начала условились, что им нельзя рисковать и рассказывать настоящую историю, но он не видел ни единого шанса для них убраться подобру-поздорову, даже если он успеет вытащить свой топор раньше, чем...

Пестрая глухо, утробно заурчала, и ее рычание подхватили трое зверей у костра, а потом и волки в окружающей темноте. Угрожающее урчание заполнило ночь.

— Ладно, — быстро сказал Перрин. — Ладно!

Рычание оборвалось вдруг и разом. Эгвейн расцепила пальцы и кивнула Перрину.

— Все началось за несколько дней до Ночи Зимы, — начал Перрин, — когда наш друг Мэт увидел человека в черном плаще...

У Илайаса не изменилось ни выражение лица, ни поза, в какой он лежал на боку, но в наклоне головы появилось нечто, что заставило подумать о поднявшихся настороженных ушах. Перрин заговорил, и четыре волка сели; у юноши возникло ощущение, что они тоже его слушают. Рассказ был долгим, и он сообщил почти все. Однако о сне, который приснился в Байрлоне ему и другим, он умолчал. Перрин ожидал, что волки подадут какой-нибудь знак, поймав его на оплошности, но они лишь смотрели на него. Пестрая выглядела дружелюбной. Паленый — сердитым. Перрин договорил вконец охрипшим голосом:

— ...и если она не найдет нас в Кэймлине, мы пойдем в Тар Валон. У нас нет выбора, кроме как получить помощь от Айз Седай.

— Троллоки и Полулюди так далеко к югу, — задумчиво протянул Илайас. — Что ж, есть над чем поразмыслить.

Он пошарил у себя за спиной и бросил Перрину кожаный бурдюк, почти не взглянув на юношу. По всей видимости, мужчина о чем-то глубоко задумался. Подождав, пока Перрин напьется, он всунул затычку обратно и только потом вновь заговорил.

— Я не одобряю Айз Седай. Красные Айя, — те, что так любят охотиться за мужчинами, которые валяют дурака с Единой Силой, — однажды захотели укротить меня. Я заявил им в лицо, что они — Черные Айя; вы служите Темному, сказал я, и эти слова им вовсе не понравились. Тем не менее, раз уж я ушел в лес, им не удалось меня поймать, хотя они и пытались. Да, пытались. Коль уж речь об этом, то сомневаюсь, чтобы хоть одна из Айз Седай отнеслась ко мне благосклонно — после всего случившегося. Мне пришлось убить парочку Стражей. Нехорошее дело — убивать Стражей. Не люблю этого.

— Эти разговоры с волками, — смущаясь, сказал Перрин. — Это... это имеет какое-то отношение к Силе?

— Разумеется, нет, — проворчал Илайас. — Наверняка бы со мной не сработало это укрощение, но меня вывело из себя, что они хотели его на мне опробовать. Это все старо, мальчик. Старее Айз Седай. Старее любого использующего Единую Силу. Старо, как род человеческий. Старо, как волки. И этим тоже не нравится Айз Седай. Вновь приходит старое. Я — не единственный. Есть и другие проявления, другие люди. Айз Седай нервничают, все это заставляет их бормотать об ослаблении древних барьеров. Все разваливается на части, говорят они. Просто боятся, что освободится Темный, вот чего. Если судить по тому, как кое-кто смотрел на меня, вы б подумали, что я кругом виноват. Ладно бы Красные Айя, но ведь и другие туда же. Престол Амерлин... А-ах! Обычно я держусь подальше от них, остерегаюсь и друзей Айз Седай. Вам бы тоже стоило сторониться их, если у вас есть голова на плечах.

— Я