и умещался сзади, за сиденьями. Мы, бывало, останавливались в местной молочной, покупали мороженое и газировку, а потом отправлялись в парк, где гуляли среди больших дубов и травянистых лужаек.

Я играл с другими детьми, а мама и отец наблюдали за мной. Они сидели в тени старого дерева, держась за руки. Глаза у них светились любовью. Они шутили и смеялись, и я слышал их голоса, гоняясь за мячом или «летающей тарелкой».

— Посмотрите на меня! Посмотрите на меня! — кричал я.

И они смотрели. Они смотрели на меня так, как и должны смотреть на любимого сына родители. Они следили за мной с гордостью. Их сын, их радость. Вспоминаю себя в нежном возрасте — мне было восемь. Я смотрел на них, как они сидят под деревом и улыбаются. Я смотрел и представлял, как их шеи разрезаны от уха до уха: из ран хлещет кровь и стекает на траву под ними. И я смеялся — смеялся до дрожи, до боли в сердце.

Конечно, это было много лет назад, но именно тогда все началось.

6

Портер — день первый, 7.31

Портер остановил «додж-чарджер» перед домом 1547 по Дирборн-Паркуэй и посмотрел на большой каменный особняк. Нэш, сидевший рядом, поднял телефон:

— Начальник звонил. Вызывает нас к себе. Требует, чтобы мы сейчас же к нему заехали.

— Заедем… попозже.

— Он настаивал.

— Обезьяний убийца собирался отправить коробку сюда. Часы тикают. У нас нет времени на то, чтобы сейчас возвращаться в управление, — возразил Портер. — Мы ненадолго. Тут главное — не отставать.

— Обезьяний убийца? Ты в самом деле собираешься называть его, как он предложил? Хотя, конечно, подходит…

— Обезьяний убийца, «Четыре обезьяны», У4О… Мне все равно, как называть психа.

Нэш смотрел в окошко:

— Неплохой домик. Неужели здесь живет всего одна семья?

Портер кивнул:

— Артур Толбот, его жена, дочь-подросток от первого брака, наверное, есть еще одна или две маленькие тявкающие собачонки и служанка… или пять служанок.

— Я справлялся в дежурной части; Толбот нам не звонил, не говорил, что кто-то из его близких пропал без вести, — сказал Нэш.

Они вышли из машины и начали подниматься по каменным ступенькам.

— Как будем разговаривать?

— Быстро, — ответил Портер, нажимая кнопку звонка.

Нэш понизил голос:

— Жена или дочь?

— Что?

— Ухо. Как по-твоему, чье оно — жены или дочери?

Портер собирался ответить, когда дверь приоткрыли — чуть-чуть, не сняв цепочки. Невысокая латиноамериканка смотрела на них холодными карими глазами.

— Чем вам помочь?

— Мистер или миссис Толбот дома?

— Моменто… — Она перевела взгляд с Портера на Нэша и захлопнула дверь.

— Лично я за дочь, — сказал Нэш.

Портер посмотрел в свой телефон:

— Ее зовут Карнеги.

— Карнеги?! Ты что, издеваешься?

— Никогда мне не понять богачей, — ответил Портер.

Дверь снова открылась, на пороге стояла блондинка лет сорока с небольшим. На ней был бежевый свитер и черные мягкие брюки в обтяжку. Волосы собраны в конский хвост. «Симпатичная», — подумал Портер.

— Миссис Толбот?

Блондинка вежливо улыбнулась:

— Да. Чем обязана?

Латиноамериканка вернулась в прихожую и издали наблюдала за происходящим.

— Я детектив Портер, а это детектив Нэш. Мы из Чикагского полицейского управления. Где мы могли бы поговорить?

Улыбка исчезла.

— Что она натворила?

— Простите, кто «она»?

— Маленькая засранка, дочь моего мужа. Хочется хоть одни выходные прожить спокойно, чтобы ее не ловили на воровстве из магазинов, угоне машин или распитии спиртных напитков в парке с такими же, как она, малолетними шлюшками. Пора мне бесплатно поить кофе всех стражей порядка, которые заезжают ко мне по утрам в воскресенье, ведь половина вашего управления уже побывала у нас дома… — Она распахнула дверь, и они увидели просторный холл. — Заходите!

Портер быстро кивнул Нэшу. Они вошли.

В центре высокого сводчатого потолка сверкала хрустальная люстра. Портер поймал себя на мысли, что ему хочется разуться, чтобы не пачкать белый полированный мрамор.

Миссис Толбот повернулась к горничной:

— Миранда, будьте умницей и принесите нам чаю с бубликами — или, может быть, вы хотите пончиков? — При последних словах уголки ее губ дернулись в намеке на улыбку.

«Ах, этот юмор богачей!» — подумал Портер.

— Спасибо, мэм, ничего не надо.

Богатые белые женщины терпеть не могут, когда к ним так обращаются…

— Пожалуйста, называйте меня Патриша.

Следом за хозяйкой они повернули налево и очутились в большой библиотеке. Начищенные деревянные полы блестели в утреннем свете, на полу плясали солнечные зайчики, отражающиеся от хрустальной люстры над большим каменным камином. Хозяйка жестом указала на диван посреди комнаты. Портер и Нэш сели. Сама она устроилась в удобном с виду мягком кресле напротив, ноги закинула на оттоманку и потянулась к чайной чашке, стоящей на столике. Рядом с чашкой лежал нераскрытый выпуск «Чикаго трибюн».

— Только на прошлой неделе у нее была передозировка какой-то дряни, и пришлось среди ночи забирать ее из неотложки в центре города. Заботливые подружки выкинули ее там после того, как она отключилась в каком-то клубе. Оставили на лавке перед больницей. Представляете? Арти уезжал по делам, а мне пришлось с ней возиться. Надо было успеть привезти ее домой, пока муж не вернулся, чтобы не расстраивать его. Вот и приходится душке-мачехе прибирать грязь и делать вид, будто ничего не произошло.

Горничная внесла большой серебряный поднос и поставила его на стол рядом с гостями. Разлила чай по чашкам; одну протянула Нэшу, а вторую — Портеру. Кроме того, на подносе стояли две тарелки. На одной лежал поджаренный простой бублик, на другой — пончик с шоколадной начинкой.

— Я сторонник стереотипов, — заметил Нэш и потянулся к пончику.

— В этом нет необходимости, — сказал ей Портер.

— Ерунда; приятного аппетита, — ответила Патриша.

— Миссис Толбот, где сейчас ваш муж?

— Уехал рано утром в Уитон играть в гольф.

Нэш наклонился вперед:

— Уитон примерно в часе езды отсюда.

Портер отпил глоток чая и поставил чашку на поднос.

— А ваша дочь?

— Падчерица.

— Падчерица, — повторил Портер.

Миссис Толбот нахмурилась:

— Может, сами расскажете, во что она вляпалась на этот раз? А уж я тогда решу, можно ли вам допрашивать ее или лучше позвонить кому-нибудь из ее адвокатов.

— Так она дома?

Миссис Толбот округлила глаза. Бросила в чашку два кубика сахара, помешала, отпила. Обхватила пальцами горячую чашку.

— Она крепко спит в своей комнате. Была там всю ночь. Несколько часов назад я сама заходила к ней и проверяла, на месте ли она.

Портер и Нэш переглянулись.

— Можно нам ее увидеть?

— Что она натворила?

— Миссис Толбот, мы расследуем тяжкое преступление.