Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что как раз перед Вами я был представлен Никите Сергеевичу, помешали мне выразить Вам тогда мое неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного «Тихого Дона»… (М. Шолохов. Письма. С. 390).

мне предстояло идти прямо на Шолохова, никак иначе. Я – шагнул, и так состоялось рукопожатие. Царь – не царь, но был он фигурой чересчур влиятельной, и ссориться на первых шагах было ни к чему. Но и – тоскливо мне стало, и сказать совершенно нечего, даже любезного.

– Земляки? – улыбался он под малыми усиками, растерянный, и указывая пути сближения.

– Донцы! – подтвердил я холодно и несколько угрожающе (А. Солженицын. С. 65).

Видимо, это было партийное задание, и он, как исправный функционер, выламывал мне руки. Иногда угощал пряником, чтобы добиться своего. Я написал Хрущеву письмо, которое, по заявлению Лебедева, не удовлетворило Идеологическую комиссию ЦК. Лебедев сказал так: «Никита Сергеевич прочитал ваше письмо с интересом, но оно не удовлетворило Идеологическую комиссию ЦК, поэтому оно не может быть напечатано как символ того, что вы прислушались к критике».

«Дорогой Никита Сергеевич, я благодарен Вам за отеческую критику. Она помогла мне. Да, действительно, пора кончать с чисто формальными поисками и перейти к работе над содержательными монументальными произведениями, стараясь их делать так, чтобы они были понятны и любимы народом.

Никита Сергеевич, клянусь Вам и в Вашем лице партии, что буду трудиться не покладая рук, чтобы внести свой посильный вклад в общее дело на благо народа».

На документе пометка: «Тов. Хрущев читал. Разослать. 29.XII-62» (цит. по: Ю. Герчук. Кровоизлияние в МОСХ. С. 45, 270).

Мы должны внести полную ясность:

мирного сосуществования коммунистической идеологии и идеологии буржуазной не было и быть не может. Партия выступала и будет выступать против буржуазной идеологии, против любых ее проявлений.

Мы не имеем права недооценивать опасность диверсий буржуазной идеологии в сфере литературы и искусства.

Идея сосуществования в области идеологии есть не что иное, как предательство интересов марксизма-ленинизма, интересов социализма.

зал был переполнен. Горячий накал страстей. Выступали в большинстве своем люди отсидевшие. К председательствовал.

В самом конце выступила и я. И вмешалась в тот спор о Солженицыне, который начался до опубликования повести и продолжался долго. Почему не изображена «главная трагедия» – так это многие формулировали, – трагедия арестованного коммуниста, оставшегося верным идеям партии и в тех условиях?

Я сказала тогда, что кроме права каждого писателя писать о том, что близко именно ему, есть и другое обстоятельство. Для чего существует партия? Для себя самой? Как только партия перестает существовать для Ивана Денисовича и тысяч таких, как он, партия вырождается в антинародную секту. И это относится не только ко всей партии в целом, но и к каждому ее члену. Зачем вступил? Для личного преуспеяния, как в правящую партию, или чтобы людям было лучше жить, чтобы Ивану Денисовичу жилось по-человечески?

Здесь меня прервал громким криком Рудольф Бершадский: «Так что ж, по-вашему, у нас не было партии? Она перестала существовать?»

В тот момент по такому обвинению («не было партии») уже снова можно было организовать «дело».

В своей заключительной речи К. осторожно поправлял все «крайности»: он возражал В. Померанцеву, сравнившему наши и фашистские лагеря; меня он взял под защиту, заявил, что «Бершадский не понял Орлову», что в Программе КПСС записано – все для человека, что именно это я имела в виду (Р. Орлова. Воспоминания о непрошедшем времени. С. 101–102).

Это, – говорит А. Солженицын, – уже давало гарантию, что не задержит цензура набираемые в «Новом мире» «Кречетовку» и «Матрёну» (А. Солженицын. С. 71).

меня глубоко тронули, заставили задуматься слова Никиты Сергеевича Хрущева о том, что у нас не может быть мирного сосуществования в области идеологии. Есть подонки, есть подонки вроде Есенина-Вольпина, сочинившего эту грязную отвратительную книжечку573. После того, как мне подсунули под дверь в Лондоне эту книжку, я смыл руки мылом, и мне все казалось, что исходит гнилостный запах от этой книжки. Есть подонки, привлекающие к себе иногда глупых, заблуждающихся парней, которые издают книжки вроде «Синтаксиса». «Коктейля» – два поэтических сборничка с несколькими статьями, которые пытаются доказать, что они литературоведческие. Но они не определяют подлинное лицо нашей молодежи. Не они!» (Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964. С. 310).

Всем известно, что в профессиональной среде абстракционизм не получил даже в единицах никакого распространения. Нет в Союзе художников ни одного абстракциониста. Если мне, или Неизвестному, или Никонову предъявлено обвинение , то объясните нам: в чем, где буржуазные явления в картинах Никонова «Наши будни» или «Геологи»? Где они проявляются? Каким образом? Откуда? О чем здесь речь? У многих молодых есть впечатление, что есть какой-то момент, похожий на расправу с молодыми. Во всяком случае, так думают не только молодые, но и некоторые руководители в нашем Союзе, и они готовы приступить к этому.