Первое исполнение 13‐й симфонии Шостаковича, – вспоминает А. Баранович-Поливанова, – было воспринято не как очередное произведение композитора, а как общественно-политическое событие. И в первую очередь из‐за «Бабьего Яра», прозвучавшего благодаря, как всегда, не столько пронзительной, сколько пронзающей музыке автора, как набат. Шостаковича и Евтушенко571 вызывали без конца. А я поймала себя на мысли (как оказалось, не я одна, а очень многие), что после концерта и авторов, и исполнителей, и слушателей посадят в воронки и прямо из Консерватории препроводят на Лубянку (А. Баранович-Поливанова. Оглядываясь назад. М., 2001. С. 170–171).

История Тринадцатой симфонии дальше сложилась так, что постепенно ее стали протаскивать. В Ленинграде ее исполнил Темирканов. Уже пластинка продавалась. Уже готовится, вроде, издание. И все равно: то будет, то – нет572. Пластинка была записана в 1965 году, ее мариновали столько времени! Появилась она в продаже только в 1972 году.

О Тринадцатой симфонии просто говорилось на партактивах, о том, что это не наша музыка и: «Что это у вас за кандидат в партию, который нам преподносит такую симфонию?» (Кирилл Кондрашин рассказывает).

Полагаю, что я могу сказать Спасибо и от покойных Пастернака, Заболоцкого, бесчисленных моих друзей, от замученных Мейерхольда, Михоэлса, Карсавина, Мандельштама, от безымянных сотен тысяч «Иванов Денисовичей», всех не счесть, о коих Пастернак сказал – «замученных живьем» – Вы сами все знаете, все они живут в Вас, все мы сгораем в страницах этой Партитуры, Вы одарили ею нас, своих современников – для грядущих поколений… (М. Юдина. Нереальность зла. С. 285).

На перевыборах правления ССП, если они состоятся в феврале, я надеюсь выступить с мотивированным заявлением об отстранении от ответственных должностей в Союзе всех тех писателей, которые выступали лжесвидетелями на закрытых процессах в 1936–1952 гг. в Москве и в Ленинграде. Это, конечно, программа-минимум, но я могу называть имена только тех, о ком слышал от их жертв. Так, напр, профессор Р. М. Самарин, будучи деканом филологического факультета Моск гос унив, в числе многих других отправил в лагерь на 5 лет доцента А. И. Старцева, обвинив последнего в том, что его «История Северо-Американской Литературы», Т. 1, написана по заданию Пентагона. Так, директор издата «Совет писатель» , главный распорядитель бумаги и денег, отпускаемых на совет литературу, в бытность свою в Ленинграде отправил в лагеря Николая Заболоцкого, Е. М. Тагер, а на тот свет – поэта Бориса Корнилова. Сверх того, по его донесениям было репрессировано еще не менее 10 литераторов. И Старцев, и Заболоцкий, и Елена Михайловна , и Ольга Берггольц (жена Корнилова) писали во все учреждения о злодействах Самарина и Лесючевского, но никаких последствий их протесты не имели. Самое страшное, что ни Самарин, ни Лесючевский не опровергали разоблачений, но ссылались на то, что они искренно считали всех оклеветанных ими писателей антисоветскими людьми (Из архива Гуверовского института. С. 36–37).