Зверь втянул носом воздух. Устало опустил единственное веко, которое закрылось с чуть слышным скрипом. И вздохнул в последний раз. Словно после долгого, тяжёлого пути оказался наконец в родном гнезде.

— Спи… Прощай! — сказал маленький Микоу. И, приблизив розовую мордочку, поцеловал его в щёку, где уже наметилась трещина.

Лес вздохнул с облегчением.

Тау и Майя, которые тоже подошли к поверженному чудовищу, увидели, что на спине у Микоу снова трепещет второе крылышко. Значит, теперь он сможет летать!

— Микоу… — воскликнули дети. — Ты выздоровел!

Должно быть, они вмешались не вовремя: Гильгамеш, всё ещё держа руку на голове чудовища, шептал какие-то древние заклинания на неизвестном языке.

Но маленький Микоу посмотрел на детей, замахал короткими лапками и улыбнулся.

— Большой дракон! Он мёртв. — Малыш указал на каменную гору.

— Он был очень опасен и свиреп, — отозвался Тау.

— Большой дракон. Крепкий камень…

Дети с изумлением рассматривали гигантскую каменную глыбу, которая всё ещё напоминала дракона, лежащего на земле: морда, хвост, гребень, сложенные крылья, грозные когти. Но постепенно очертания становились менее чёткими и он всё больше походил на обычную скалу.

Очень скоро его покроют мхи и лишайники, подточат и размоют дожди и ветра, а там, глядишь, и вырастет прямо из камня сочная трава, полынь, гвоздика или медвежье ушко, жимолость, вереск и мята. А со временем, быть может, и крошечный дубок.

Прибегут сороконожки и сколопендры, приползут мокрицы, блестящие чёрные жуки с оранжевыми полосками, паук и скорпион, саламандра, тритон и ящерка, уж и гадюка, прискачет жаба, придут барсук и рыжая лисица, косуля, ёж, землеройка, ласка и генетта, с неба спустятся хищный орёл, чёрный дрозд и ястреб-тетеревятник, лесные голуби, зарянки, зяблики и во́роны, а также иные птицы. По его каменной спине будут карабкаться озорные дети или собиратели трав с корзинами, полными тимьяна. Лес заживёт своей жизнью. И в один прекрасный день не останется ни очертаний, ни воспоминаний о страшном драконе, который погубил столько живых существ.

Созерцая одновременно тысячи вещей и явлений, Дядюшка Дуб тихонько напевал странную мелодию на забытом языке. Это был древнегреческий. Майя ясно различила слово «Ахилл», а также другое слово, которое она истолковала как «Троя». Гильгамеш подпевал дереву детским голоском. Вокруг снова защебетали птицы, послышался приятный, умиротворяющий шелест листьев. Ночь подходила к концу, и мир постепенно просыпался.

Мисс Дикинсон наконец нашла Ахаба: он висел вниз головой, застряв между ветвей Дядюшки Дуба. Вскрикнув, она кинулась к нему. Медведь Умбертус осторожно снял охотника с дерева и опустил на землю. Мисс Дикинсон поставила рядом свой масляный фонарь и принялась тереть охотнику виски травяным одеколоном. Поднесла к губам чашку с целебным чаем, хорошенько осмотрела все раны и царапины, которые нашла, обработала, зашила и перевязала. Своими тонкими нежными пальцами осторожно подняла Ахабу веки. Зрачки реагировали на свет. И тогда она тихонько поцеловала его в губы.

Ахаб закашлялся и открыл глаза. На этот раз он не пытался спрятать свой драконий глаз. Он смотрел в глаза мисс Дикинсон, и вид у него был такой, словно он наконец-то причалил к обитаемому острову.

— Мисс Дикинсон, — произнёс он и взял её руку своей механической рукой. Надо заметить, она нуждалась в ремонте, а вторая, человеческая, была сломана.

— Ахаб, безумец! Разве можно так рисковать? — покачала головой мисс Дикинсон. И добавила: — Но как бы мне хотелось уметь то же, что умеешь ты. Ты… Ты просто…

— Что с Ху Луном? — перебил её охотник. — Он мёртв?

Медведь Умбертус помог Ахабу подняться на ноги. Втроём они отыскали Ху Луна: тигровый дракон лежал под сломанной сосной. Они не сразу поняли, что с ним: в темноте рана была не видна. Дракон не шевелился. Из его ноздрей выходил синеватый пар, исчезающий в ночном сумраке.

— Он дышит! — воскликнул Ахаб и обнял друга за шею. — Помогите мне, мисс Дикинсон. Этот пар означает, что ему что-то снится. Надеюсь, мой старый друг видит сладкие сны.

Голова дракона едва заметно шевельнулась, как будто он кивнул.

— Откликнулся! Он просыпается!

Ху Лун улыбнулся и шевельнул хвостом. Ахаб снова его обнял. «Мы тебя вылечим, — забормотал он. — Обязательно вылечим!» Затем выпрямился и посмотрел на мисс Дикинсон.

— Вот что я хочу сказать… — начал он, снова взял её за руку, и они о чём-то заговорили.

Они беседовали долго, и со стороны не было слышно, о чём они говорят. Ху Лун, лёжа рядом с закрытыми глазами, блаженно улыбался. А в небе мерцало неисчислимое множество звёзд: возможно, в ту ночь родились новые созвездия.

Медведь Умбертус отправился на помощь Тау и Майе, и вскоре совместными усилиями они нашли Петибертуса. Медвежонок был без сознания.

Первая атака огромного дракона потрясла, но не испугала медвежонка: он бросился на подмогу. Но на полпути споткнулся, зацепившись лапой за поваленный ясень, упал, ударился головой и потерял сознание, а потом просто уснул. Не разбудил его даже грохот битвы.

Никто не знал, как заставить медвежонка открыть глаза: его и тормошили, и щекотали. В конце концов Тау и Майя мазнули ему под носом мёдом. В тот же миг показался розовый язык и шаловливые глазёнки открылись. Петибертус пошевелился, привстал, затем сел и, увидев детей, радостно кинулся к ним обниматься.

А потом дети принялись приводить лес в порядок: пока Тау с медведем Умбертусом убирал с дороги упавшее дерево, Майя разносила варенье и чай вместе с мисс Дикинсон.

Маленький Микоу и Гильгамеш тоже спешили на помощь то одним, то другим. Они ухаживали за ранеными, разыскивали пострадавших. Иногда Микоу прикасался мордочкой к дереву или птице, и их раны затягивались сами собой. Но случалось и так, что дерево или животное не возвращалось к жизни: их ждала та же участь, что и Дракона Песчаного Камня.

Мальчик Йогурт и Ванильная Девочка не отходили от Тётушки Осины. Чуть позже к ним присоединились Микоу и Гильгамеш. Но как спасти дерево, лишённое сердца? Сможет ли оно жить?

Перед рассветом ночь стала темнее. Дядюшка Дуб приказал всем укладываться спать, а в случае необходимости обрабатывать раны и царапины в надёжном укрытии — в комнате или дупле. Он сам займётся старой подругой и постарается ей помочь.

В ту ночь он тихо пропел «Моё сердце открывается звуку твоего голоса» — арию из оперы Сен-Санса «Самсон и Далила», а также дуэт «В глубине святого храма» из «Искателей жемчуга» Жоржа Бизе.

Мраморный серпик луны таял: занималось раннее утро.

Лес отдыхал, и все его обитатели видели чудесные сны.