Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вино заканчивается предательски быстро — придётся идти в магазин.
На улице прохожих немного. Промозглый ветер срывает капюшон, нагло лезет под куртку. Супермаркет в двух шагах от дома, пятнадцать минут туда и обратно — нужно просто успокоиться и считать шаги. Нужно успокоиться!
В магазине беру продукты и две бутылки «Пино Гриджио» — про запас. В подъезде сталкиваюсь с незнакомцем. Высокий шатен в графитовом пальто и невозможно оранжевых кроссовках ждёт у лифта.
— Привет, — грустно смотрит на меня парень. — Похоже, сегодня не работает.
Странный тип. Почему мне кажется, что он ждёт здесь именно меня? В конце концов, пакет не такой уж и тяжёлый.
— Нет, не работает, — бросаю я незнакомцу и прохожу мимо лифта к лестнице.
* * *
«I’m still loving you…» — разрывается будильник…
Горячий кофе обжигает руку…
В магазине беру молоко, хлеб, курицу и две бутылки «Пино Гриджио»…
Сорок три, девяносто семь, тридцать девять. И обратно: тридцать девять, девяносто семь, сорок три. Вдоль серой улицы, мимо серых людей. И я тоже становлюсь серой, растворяюсь в бесконечности ноября…
Горячий кофе обжигает руку…
* * *
Хватит. Хватит! Я так больше не могу! Стас, пожалуйста, прости меня, но кто-то из нас должен признать, что всё закончилось!
Любимая чашка Стаса падает вниз и разлетается вдребезги…
* * *
В подъезде сталкиваюсь с высоким шатеном в графитовом пальто и невозможно оранжевых кроссовках.
— Привет, — здоровается он и неуверенно спрашивает: — Лифт не работает?
Жму на шершавый кругляшёк кнопки, и тот мгновенно вспыхивает оранжевым.
— Вот! — неожиданно улыбаюсь я. — Всё работает.
Заходим в кабину. В голове пульсирует мысль: «Я откуда-то знаю этого парня! Откуда?»
Не выдерживаю:
— Извините, мы не знакомы?
Господи, что я делаю?! Пристаю в лифте к незнакомцу!
— Возможно. Я живу на девятом.
У него грустные ярко-серые глаза. Как серый цвет может быть ярким?
Лифт дёргается и распахивает двери. Четвёртый этаж. Мой этаж.
— Может… выпьем чаю? — слышу из-за спины.
— Может, лучше кофе? — отвечаю прежде, чем понимаю, что делаю.
Оборачиваюсь и получаю радостный, почти ошеломлённый взгляд. Старина-лифт хочет захлопнуться, упрятать незнакомца в своё нутро, но тот крепко держит створки.
Почему-то вдруг становится легко и смешно.
— Я бы пригласила тебя к себе, но у меня, кажется, закончились чашки.
Парень кивает, словно признаёт такую причину достаточно серьёзной.
— Это ничего. Могу предложить отличные новые кружки, — и, немного помолчав, с озорной улыбкой добавляет: — А ещё у меня есть вафли и смородиновое варенье.
* * *
Эпилог
Утро началось с солнца. Цветы на шторах бесстыдно заблестели, пропуская в комнату золотистый свет. Стас зажмурился и сильнее закутался в одеяло. Шторы выбирала Лида. Тогда, ещё до аварии.
Сколько прошло с тех пор: два месяца или три? Время слиплось в пульсирующий комок, поселившийся глубоко внутри, за сердцем. Стас не хотел ни о чём думать, но прошлое раз за разом одерживало верх, ввинчивалось в мозг назойливыми воспоминаниями.
Ноябрь — худшее время для ссор. Обиды, недомолвки, усталость. И какой-то пустяк — разбитая чашка — становится поводом для грандиозного скандала. А потом: хлопнувшая дверь и запоздалое чувство стыда. И самая страшная ошибка — бездействие! Почему он сразу не пошёл за Лидой? Может, успел бы её догнать до перекрёстка. Или хотя бы окликнуть…
Стас перекатился по кровати, сел и с силой растёр лицо ладонями. Странно, но сегодня мысли о Лиде не вызывали обжигающей боли. Пульсирующий ком за сердцем начал таять. У стены стояли забытые прямоугольники холстов. Лида в тот день как раз заканчивала работу над заказом, пошла на кухню сварить кофе…
Стас встал с кровати и устроился прямо на полу, у картин. Коснулся гладких, давно высохших красок. На левом полотне сияло вечное солнце, и шумела речка, на правом цвели подснежники, а в центре шёл снег. Он покрывал ограду парка, темнеющие деревья. Картина могла бы остаться серой, практически монохромной, если бы не два ярких пятна, две фигурки, уходящие по аллее: рыжеволосая девушка и высокий парень в невозможно оранжевых кроссовках.
Сказ о светлом будущем и настоящей дружбе
Марина Мельникова
Потусторонний невод смотрел в маленькое окошечко дома Жесси. Глаза невода золотисто поблёскивали, что означало сильное возбуждение.
— Чтоб тебя! — с возмущением выкрикнул Жесси и захлопнул сиреневую ставню-раковину.
В комнатке сразу потемнело. Теперь её освещали лишь хилые ростки псевдощупалок, начавших прорастать в полу. В их зеленоватом свете Жесси прошлёпал к столу и достал из ящика старинную карту, которую туда спешно упрятал при виде невода.
— Ходят тут, ходят… — проворчал Жесси и развернул хрупкую желтоватую бумагу.
Среди полустёртых надписей и странных линий, жирной кляксой чернел крест.
Найдя карандаш и склонившись над картой так, что чуть не ткнулся в неё носом, Жесси принялся восстанавливать маршрут.
* * *
В трудах умственных прошло два часа. Жесси устал и запыхался, спина болела от неудобного согнутого положения, а одна псевдощупалка обвилась вокруг ноги, видимо решив, что это мебель. Неизвестно сколько бы это ещё продолжалось, но тут в дверь постучали. Кое-как разогнувшись, Жесси встал, попробовал сделать шаг, но тут же рухнул на пол. Осознавшая ошибку псевдощупалка, панически вспыхнула ярко-зелёным, отпустила конечность хозяина жилища и юркнула в пол.
Ругаясь, Жесси доковылял до входа и отодвинул щеколду.
— Ну и кого тут рыбьи неводы принесли?! — со всей возможной недружелюбностью буркнул он.
— А это я! — В прихожую впорхнул его приятель Цыпля и сразу же закружил по комнатке, выискивая, чем поживиться.
— А! — обрадовался Жесси, успевший забыть, что сам позвал Цыплю.
Захлопнув дверь так, что весь домик пошатнулся, Жесси прыгнул к столу и, ухватив проносящегося рядом Цыплю за хвост, подтянул поближе.
— Видишь? — тыкнул он пальцем в карту.
Значительно поглядел в круглые и черные, как маслины, глаза Цыпли, и вопросил:
— Осознаёшь?!
— Нет, — честно признал тот, вывернулся из лап приятеля и клюнул какого-то термита, неосторожно выбравшегося на столешницу.
При этом он чуть не попал в карту, отчего Жесси вскрикнул и схватился за сердце.
— Да осторожнее же! Это карта сокровищ, неужели не ясно?!
— Каких? — равнодушно уточнил Цыпля. — Огласи весь список, пожалуйста.
Жесси схватился за голову.
Цыпля спокойно продолжал:
— Ты с начала года говоришь о непонятных сокровищах. Значит, написал об этом в своём дневнике до праздника Забывания. А это, кажется, не совсем законно. Я же законопослушный гражданин…
Не выдержав, Жесси рявкнул:
— Воспоминания, Цыпля! Тысячи
