– То есть ты хотела, чтобы он причинял тебе боль? Тебе нравилось, что он тебя оскорблял? – хмурилась Никки.

Еще четверть часа назад Лану трясло, пока она рассказывала, как случайный знакомый причинял ей боль. И таких историй у Ланы было полно. Та жестокость, которую она позволяла – более того: просила у мужчин, – до сих пор ввергала Никки в ступор.

– Вы что, не поняли? Я хотела этого! – рявкнула рыжая бестия. – Я хотела этой боли, потому что я ей управляла! Боль была под контролем! Когда этот придурок режиссер хватал меня за задницу, я не могла управлять им. А эта боль в дешевой комнатке отеля – высший уровень контроля!

Никки едва не покачала головой.

Вот уж действительно управление своей жизнью: позволять постороннему мужику мочиться тебе на голову и таскать за волосы. Порой человеческие страдания выливаются в самые причудливые формы извращений. Невроз по-прежнему одна из самых неизученных областей психоанализа. Люди маскируют свои страхи, неуверенность, боль за самыми странными привычками. Их мозг выбирает увлечения и склонности, которые, как им кажется, станут для них лекарством к свободе.

– А как дела у Джонни? – спросила Никки как бы невзначай. Она подняла нелегкую тему, каким бы невинным ни казался вопрос.

Джонни – партнер Ланы по ее странным игрищам – был давно и прочно женат на молодой и весьма успешной актрисе, с которой завел двоих детишек, но время от времени появлялся у нее дома.

Лана снова посмотрела в окно.

– Не знаю.

Никки сразу поняла, что она лжет.

– Не знаешь?

– Я же говорила, что заблокировала его номер! Его больше нет!

– А когда вы встречались последний раз? – слегка надавила Никки.

Почти все прослушивания, на которые ходила Лана, не приносили ей ролей. Она бесилась, срывалась, кричала, и это была ее привычная манера поведения. Порой, конечно, у нее здорово срывало крышу, как в этот раз. И почти всегда столь бурная реакция означала, что на горизонте замаячил Джонни.

– Не помню. Несколько месяцев назад, – выдавила Лана.

Она точно врала.

– Пусть так, – согласилась Никки. – Я дам тебе домашнее задание. Хочу, чтобы ты подумала над переносом ответственности. Поразмысли, почему ты переносишь ответственность за поступки с одних людей на других. Составь таблицу. В один столбец внеси те факторы, которые вызывают твой гнев: например, поведение Антона Уайлдерса или стыд за собственные поступки, – а во второй – тех, на кого и на что ты переносишь свой гнев либо стыд: например, старлеток на прослушивании.

– Не понимаю смысла упражнения, – сдавленно произнесла актриса.

Никки посмотрела на нее, выгнув бровь, словно спрашивала: «Действительно?»

– Просто выполни упражнение. Впиши все, что вспомнишь, а также опиши события предстоящей недели.

Лана стремительно вышла из кабинета, хотя выглядела слегка растерянной.

– Будь осторожна, – сказала Никки ей вслед со смутным чувством тревоги.

Слишком много людей погибло в последнее время. А Лана Грей всегда жила на грани риска. Видит бог, Никки не желала, чтобы пациентка подвергала себя излишнему риску.

Гудман следил за старой «тойотой» актрисы, отъезжавшей от офисного здания. Он уже знал, что последние платежи за машину Лиза не делала, равно как и не оплачивала счета за квартиру. Шикарное платье и туфли, позаимствованные для прослушивания, вернулись в магазины сразу после свидания с парнем из «Тиндера». Гудман не понимал, где Лана берет деньги, чтобы платить за сеансы психотерапии, поэтому сделал в блокноте пометку, чтобы позже проверить состояние ее счетов.

Он сразу понял, что Лана направляется домой. Что она собиралась делать вечером? Снять еще одного незнакомца? Наглотаться снотворного и лечь спать? Ничего не скажешь, интересная жизнь.

Что ж, Лу получил сведения, которые были ему нужны. Следить за актрисой дальше не было смысла.

Телефон зазвонил так неожиданно, что Гудман вздрогнул.

– Есть результаты? – спросил Джонсон, не тратя время на приветствия. Связь была паршивая, в трубке что-то щелкало.

– Завтра поделюсь. Ничего дельного. А у тебя? Есть новости?

– По Брендону Гролшу голяк. Что ж, увидимся завтра.

– До завтра.

Гудман отключился и поехал в сторону дома, но минуту спустя круто развернул машину и погнал в обратном направлении.

Спустя двадцать минут его ожидание было вознаграждено. Из подземного гаража медленно выкатился «мерседес» доктора Робертс и чинно свернул в сторону аллеи Звезд.

Детектив Лу Гудман, повинуясь инстинкту, завел машину и пристроился следом, стараясь держаться в потоке на небольшом расстоянии.

Анна Бейтман уперла скрипку в подбородок. Этот волшебный инструмент восемнадцатого века работы Пьетро Гварнери ей подарил муж во время медового месяца на Таити.

– Да за нее пришлось выложить не меньше миллиона! – воскликнула она, едва не потеряв сознание от восторга. – Это же настоящий Гварнери! Само совершенство!

– Как и ты, – проворковал муж, растроганный и польщенный тем, что угодил любимой.

С тех пор прошло восемь лет, а ей казалось, что все восемьдесят.

Анна с другими музыкантами готовилась к выступлению. Давали концерт «Стравинский. Лучшее». Анна знала все партии скрипки великого композитора, играла их тысячи раз в любых вариациях, но всякий раз испытывала трепет, касаясь смычком струн. Опытная скрипачка, она все равно волновалась перед концертами, как будто выступала впервые.

Своими страхами Анна делилась с доктором Робертс. Никки (доктор настояла именно на таком обращении) внимательно слушала, но раз за разом переводила разговор на тему бывшего мужа, к которому Анна хотела вернуться. Доктор Робертс пыталась найти в прошлом пациентки причину, по которой та превратилась в такое робкое и зажатое существо.

– Ты многого достигла сама. Свобода далась тебе нелегко, но ведь ты ее заслуживаешь! Неужели ты пожертвуешь этим ради человека, который посадит тебя в золотую клетку?

– Не знаю, – признавалась Анна.

– Задай себе вопрос, действительно ли это предел твоих мечтаний, – настаивала Никки.

Пациентка вздыхала. Конечно, Никки Робертс была права. Пока Анна лежала на кушетке в кабинете психотерапевта, выбор в пользу свободы казался самым естественным и верным, но когда выходила на улицу, почти сразу ее охватывало чувство полной беспомощности. От решительности не оставалось и следа, Анна казалась себе никчемной и слабой. И чем дальше она уезжала от офиса доктора Робертс, тем быстрее слова психотерапевта превращались не более чем в отдаленное эхо. Как будто Никки была радиовышкой, напрасно посылавшей сигналы в эфир. А сигнал вышки под названием «бывший муж» становился все сильней.