Ну вот: собрались, посовещались, экипировались, сели на вишневый Джип “Grand Cherokee”, принадлежащий Бо, — и покатили себе потихоньку. Благо мой родной Новотопчинск тут неподалеку — каких-нибудь восемьсот километров…

…Мерная поступь корабля пустыни действовала не хуже хорошего транквилизатора. Если бы не дурные мысли да неудобное положение, давно бы уже заснул: солнышко ласково припекает, птички щебечут, травами пахнет так хорошо… А с другого верблюжьего бока соблазнительно храпит мой толстяк. Бо вообще фаталист по натуре: если он будет точно знать, что вечером ему предстоит умереть, то это событие ни в коем случае не будет воспринято им как повод для отказа от хорошего обеда с последующим двухчасовым сном.

А меня терзали дурные предчувствия. Что-то подсказывало, что испытание, уготованное мне монахами в случае смерти травмированного тибетского инока, — полнейшая дрянь. Не будут меня там феи степные ласкать, игриво прислоняясь к организму разными местами и проверяя, скольких за раз я смогу удовлетворить в нетрадиционных позах. И пить армянский коньяк наперегонки с главным монашеским обжорой не заставят. А будет там скорее всего какая-нибудь летальная пакость…

— Приехали? — несколько нервозно поинтересовался я, когда после достаточно продолжительного времени передвижения караван вдруг стал.

— Ты хотел сказать: “Пи…дец, приехали!”? — хриплым ото сна голосом отозвался Бо и, прокашлявшись, задал вопрос приставленному к нашему верблюду монаху.

— Спасибо, ты добрый, — пробормотал я. — Если тебя когда-нибудь поведут расстреливать, я тоже от души посмеюсь.

— За нами кто-то наблюдает, — перевел Бо ответ монашка. — Они встали, потому что не хотят показывать направление движения.

— Вот даже как! — тихонько порадовался я. Наблюдают — это хорошо. Эти наблюдатели могут оказаться дотошными государевыми людьми и припрутся поинтересоваться — кто да кто тут по степям на верблюдах гуляет? То есть у меня есть шанс… — А кто наблюдает? И вообще, хотелось бы хоть краешком узнать, куда нас волокут? Знаешь — такое нездоровое любопытство разбирает, может, даже некоторым образом неуместное в данной…

— Да я тебе скажу — куда, — лениво прервал мои словоизлияния Бо. — Помнишь, у меня дядя — брат отца?

— Помню. — Я подумал, как бы покорректнее подобрать формулировку: — Эм-м… Это тот, что в путешествие отправился?

— Да, это тот самый сумасшедший, — не принял подачки Бо — он вообще любит называть вещи своими именами. — Тот, что сдуру на Тибет удрал и в монахи подался.

— Ну это ничего, ничего — там прекрасный воздух, родниковая вода, там Дао снисходит в души страждущих, и… эм-м… — Я вдруг запнулся — что-то меня в ответе Бо насторожило. — Ну и как он там — на Тибете?

— Никак, — буркнул Бо. — Ни хрена тамошний воздух на него не подействовал — как был сумасшедшим, так и остался. И он сейчас не на Тибете. Он, сволочь, сюда помирать приехал. В родные степи. Вот теперь эти лысые уроды нас к нему и конвоируют. Проститься хочет, псих-одиночка.

— Ай-я-яй! — не на шутку озаботился я. Вот здорово! Шутка Бо насчет какого-то там эфемерного испытания приобрела вдруг более отчетливые очертания. Я, вообще говоря, к сумасшедшим того… не очень. Я бы как-нибудь и без них обошелся — в жизни и так много интересного и занимательного …

— Вот и я сразу сказал: пи…дец тебе, — напомнил Бо. — А ты как-то внимания не обратил…

— А что ж ты сразу не сказал, куда нас тащат? — обиженно воскликнул я. — Мы уже сколько едем — ты ни слова ни полслова…

— А ты не спрашивал, — философски изрек Бо. — А потом — какая разница? Тебе что — от этого… Погоди-ка! Слышишь?

— Слышу! — отозвался я, уловив где-то вдалеке до боли знакомый рокот винтов.

Вот оно — чудо научно-технического прогресса! Железный птица называется. И хорошо, ежели эта птица принадлежит к такому ведомству, как федеральная пограничная служба. Или к другой федеральной службе — немножко непограничной. Тогда люди в железной птице наверняка заинтересуются, что это за караван гуляет тут по степи. Потому как это запросто может быть, например, караван с наркотой или оружием. А такие караваны положено отслеживать со всем пристрастием!

— А они услышали гораздо раньше, — заметил Бо, имея в виду монашков — мои восторги по поводу “вертушки”его не задели. — Стареем?

— Они мяса не едят, — негромко ответил я, держа уши торчком в сторону источника равномерного рокота. — Они постятся, занимаются чем Положено. Они к богу ближе…Интересно, как там поломанный монашек?

— Ему плохо, — раздался вдруг рядом печальный голос старшины монахов. — Совсем плохо. Но он — сильный. Если нам никто не мешает, приходим быстро. Тогда лечим хорошо. Тебе лучше — нет твоей вины.

— Спасибо, — растроганно пробормотал я, а сам подумал: а нет, пусть уж лучше мешают! Как-то там оно выйдет с монашком — бабушка надвое сказала. А к сумасшедшему в гости что-то совсем не хочется — особенно в связанном виде… Увы, вскоре выяснилось, что мои надежды оказались напрасными. “Вертушка” недолго покружила, держась на почтительном удалении, и убралась восвояси.

Незадача! Светлая грусть наполнила мое тренированное сердце. Эх ты, железная птица! То ли принадлежишь ты не тому, кому надо, то ли пилоты подслеповатыми оказались, то ли еще куда…

— Непруха, — констатировал Бо, когда караван начал движение. — Не твой день. Интересно — что это за испытание такое? Хорошо бы — в клетку со змеями. А?

— Сам дурак, и шутки такие же, — злобно буркнул я. После неких событий в своей жизни я страшно не люблю змей. Бо прекрасно об этой нелюбви знает, хотя и не догадывается, чем она вызвана. — Чем же это хорошо?

— Ну, лучше, чем в чан с кипящим маслом, — невозмутимо пояснил Бо свою точку зрения. — Или жопой на кол. А?

— Лучше, — вынужден был согласиться я. — Чем в чан — конечно… Но лучше как-нибудь обойтись без этого. Что-то я не расположен сегодня…

Часа через полтора, а может, меньше — время в мешке казалось резиновым — караван остановился вновь.

— Вот теперь точно: “П…дец, приехали!” — предположил я. — Бо?

— Ни хрена, — буркнул Бо. — Опять какая-то заморочка.

Толстый, как всегда, оказался прав — что-то там у монахов опять не ладилось. Залопотал старшина монаший, поднялась какая-то нездоровая суета — нас в два приема бесцеремонно вытрусили из мешков, положив верблюда и перекинув меня на сторону Бо (неглупые товарищи — я гораздо легче!).

— Ну ты коленки отъел! — возмутился Бо — при перекидывании я угодил коленом в его мясистый живот. — Полегче!

Ответить я не успел: нас поставили на ноги, быстро развязали и стащили с голов тряпки.

— Ух ты! — Степь нестерпимо ярко плеснула в глаза ослепительным изумрудом разнотравья, шибанула в забитые пыльным мешком ноздри духмяными ароматами нагретых солнцем соцветий. Красота! Лепота! И — жить хочется.