– Сэр, что вообще тут происходит? – искренне полюбопытствовал я, пока мой учитель расплачивался с кебменом. – Когда вы успели дать интервью?

– Мальчик мой, запомни на всю жизнь: журналистика есть самое продажное из всех средств коммуникации человечества. Если сравнивать журналиста с проститу…

– Я уверен, что мне рано об этом знать!

– Во Франции об этом знают даже трёхлетние дети.

– Но мы в Британии! И не думаю, что моя мама одобрила бы…

– О, прости, если ранил твои романтические чувства, – не оборачиваясь, бросил через плечо рыжий Лис, протискиваясь сквозь толпу праздных зевак. – Экскьюзми, леди, джентльмены, миль пардон, разрешите, панове, да, имею право, пофиг, мне очень надо, вас не спросили, спасибо, сам такой, потому что из полиции, от урода слышу, ага, рискни своим чахлым здоровьем, благодарю, вы очень любезны, целую, мисс!

Вот примерно так мы добрались до двух полисменов у входа в небольшой одноэтажный домик в глубине улицы, практически зажатый между гостиницей «Клеопатра» и зданием брокерской конторы, сдающей кучу комнат отдельным банковским клеркам.

Мой учитель зачем-то изучил обе вывески и, к моему немалому удивлению, не спешил войти в дом, где, собственно, и произошло преступление. Нет, первым делом он свернул направо, к брокерскому офису. Поймав за руку первого же спешившего куда-то клерка, он заломил цилиндр на затылок, расстегнул плащ и бесцеремонно спросил в лоб:

– Где тут сдаются свободные комнаты, приятель?

– А что ты хотел, дружище? – в той же манере откликнулся невысокий молодой человек в мятой одежде, с редким пробором и бегающими глазами. – Думаешь бросить здесь кости?

– Кому будут лишними четыре комнатки для игры на китайской бирже?

– О, да ты не мелочишься, ржавый?

– Кто не рискует, тот не пьёт сам знаешь чего, верно?

– «Пока терпенье – лучшее для нас»[3], так ли, Йорик?

– Неужто комнат вовсе нет?

– Через недельку загляни, кто знает? – весьма туманно ответил клерк. – Спросишь миссис Доутсон, годится?

– Почему не Смитерсон?

– А сам как считаешь?

Лично я окончательно запутался, но моего учителя это почему-то совершенно устроило.

Он взашей вытолкал меня обратно на улицу и под взглядами строгих бобби протолкался к входу в гостиницу.

– Сэр, – очень вежливо спросил я уже на пороге, – а вот то, что вы говорили только вопросительными предложениями, это что-то значит?

– Ничего, кроме суеверий, – отмахнулся он. – Любой мелкий клерк на бирже твёрдо знает, что говорить «да» или «нет» на рынке акций опасно и бессмысленно, поскольку всё меняется в любой момент. Но главное мы выяснили.

– Что же именно?

– Что они намерены расширяться, – с лёгкой задумчивостью ответил мистер Лис.

Ну не знаю… Быть может, я этого и не заметил. Да пресвятой Ньютон-шестикрылый, об этом же никто ничего впрямую не говорил.

Между тем мы вошли в отель.

– М-милейший, – гнусаво, с французским прононсом протянул месье Ренар, хлопая лапой по звонку на рецепции.

Практически в ту же секунду, как чёртик из турецкой табакерки, появился лысоватый деятельный управляющий.

– Чего желаете, джентльмены?

– Джентльмены желают снять десять номеров на лето. У нас будет в гостях китайская делегация.

– Увы, в отеле всего восемь номеров…

Лис пожал плечом и равнодушно развернулся к выходу. И тут же вслед раздался неуверенный голос:

– Но мы намерены расширяться. Возможно, уже в конце мая у нас будет ещё один такой же отель. Прямо тут, сэр!

– Что ж, – медленно повернул голову мой учитель, – если я оставлю вам аванс, вы обещаете уведомить меня как минимум в начале апреля?

– Да, сэр, с радостью!

– Я готов внести гинею в задаток.

– Это более чем щедро.

– Само собой, – поджав губы, согласился месье Ренар. – И да, пока не забыл… В каком номере остановилась миссис Смит?

– В четвёртом, сэр, – на автомате радостно ответил управляющий, даже не задумываясь, зачем нам это надо.

– Кажется, я сказал Смит, но, разумеется, миссис Смитерсон из Швеции. Моя давняя знакомая, благородная старушка лет восьмидесяти, тощая, как кочерга, и с седыми усами. Если, конечно, она не скрывает свой возраст, списав себе лет тридцать.

– Такой леди нет, – после некоторого размышления выдал сотрудник «Клеопатры». – Только пожилая миссис Доутсон.

– Увы, это не она…

Мой учитель выложил деньги на стойку, нацарапал какой-то левый адрес на предложенном клочке бумаги, после чего развернулся и, коротко кивнув мне, направился на выход.

– Куда теперь? – рискнул спросить я, поскольку все эти странные разговоры и манипуляции были мне совершенно непонятны.

– А вот теперь на место преступления. Констебль, пропустите!

Нас безоговорочно пропустили. Видимо, лондонская полиция была предупреждена о тесных связях мистера Ренара и мистера Хаггерта. Тьфу, да что я говорю, пресвятой электрод, разумеется, они все отлично его знали!

Никто не пытался чинить нам ни малейших препятствий, а когда мы прошли в ту самую комнатку, где якобы было совершено ужасное убийство, перед входом заботливый молодой констебль с белёсыми ресницами протянул мне маленькое жестяное ведёрко.

– Пригодится, малыш!

Ох, как он был прав…

В большом жестяном чане для купания или стирки белья лежал изрубленный на куски труп. Узнать, кто это – мужчина или женщина – не представлялось возможным. Кровь смешалась с водой и прочими другими жидкостями человеческого тела и образовывала столь неаппетитный «суп», что меня стошнило уже на пороге от одного запаха.

Месье Ренар, прикрыв чёрный нос платком, бегло осмотрел ванную, задержав особое внимание на торчащей ноге.

– Майкл, тебе не кажется, что будто бы во всём этом есть нечто вызывающее?

– А-а… у-умнх… чмок… гррр… хм…

– Можешь не отвечать.

– А-ах… чмок… ах… тьфу!

– Да, да, я примерно это имел в виду, – благородно согласился мой терпеливый наставник. – Но, согласись, эти ногти ужасны, не правда ли?

– Шо… Ногт… ти… и… ахр… чмок… ах… тьфу, зараза, да сколько же можн… а-ахр!

– Полное ведро, – громко объявил Лис и даже не поморщился. – Получите назад, констебль. Мы выходим. Продолжайте вашу нелёгкую работу.