– Да, прошу вас.

– Я знаю, что вас очень рекомендовала Риз. Однако, в свете последних событий, мне пришлось пересмотреть свое мнение относительно того, насколько можно доверять ее мнению.

– Я понимаю. – И Марни действительно это понимала. Предпочтя Дилану Мейсона, Риз поставила семейство Брукс в очень неудобное положение. В особенности это касалось миссис Брукс, которая, естественно, не была этому рада. Хорошо еще, что Риз сразу решила уйти из фонда, иначе ее несостоявшаяся свекровь непременно уволила бы ее. Как подруга Риз, Марни оказалась замарана изначально, и это было предупреждением, что она ходит по тонкому льду. Прелестно. Я получила эту работу всего несколько часов назад и уже оказалась в черном списке хозяйки.

К счастью, Марни не пришлось долго мучиться по поводу того, что отвечать, поскольку в дверь просунулась голова Джулии.

– Марни, мы тебя ждем… О-о-о! – Джулия замолкла, вытаращив глаза. – Миссис Брукс. Как приятно вас видеть. Я не знала, что вы собираетесь прийти сегодня.

– Я просто зашла познакомиться с новым приобретением фонда. Но больше я ее не задерживаю. – Она встала, сунув под мышку сумочку. – Рада была повидать вас, Джулия. Жду с нетерпением ваших предложений по поводу акции. Еще раз добро пожаловать, Марни.

С этими словами она вышла, приводя в трепет попадавшихся ей по пути младших сотрудников.

– Извини, что я опоздала.

– Не беспокойся. Я вижу, что ты была занята.

– Она меня уже возненавидела.

Джулия пожала плечами:

– Похоже на то. Но ты не волнуйся. На самом деле все решения принимает Дилан. Так что, пока ты у него на хорошем счету, все в порядке.

Почему-то мне от этого не легче.

У него скопилась гора работы. И в это утро он имел самое решительное намерение остаться в офисе, чтобы все сделать. Намерение оказалось одним из тех камней, которыми вымощена дорога в ад. И все благодаря одной записке от Марни.

Он ушел раньше своей секретарши – чего не случалось никогда. Марни в очередной раз доказала, что она очень опасна. И способна отвлечь от чего угодно.

Но самое плохое, что, по правде сказать, ему было плевать.

Еду она купила по дороге, но к тому моменту, когда они уселись за кофейный столик поесть, несчастная пицца уже успела остыть.

Юбка и блузка Марни валялись на полу в его спальне, и она позаимствовала у него футболку. Ее щеки все еще горели румянцем. Она отвлекала даже от еды.

Марни без умолку восторженно трещала, рассказывая о своем первом рабочем дне в фонде. Многое из того, что она говорила, Дилан уже знал, но она представляла это с другой точки зрения. Не успевая перевести дыхание, она перепрыгивала от своих впечатлений о сотрудниках к тому, что надеть на акцию, и ее воодушевление вызвало в его памяти одну вещь.

– Можно я задам тебе вопрос?

Марни взяла свой стакан с вином и уселась на диван.

– Конечно.

– Когда тебя спросили на собеседовании о том, почему ты хочешь получить это место, ты сказала, что знаешь, что значит чувствовать себя как в ловушке и не знать, как выбраться. Что ты имела в виду?

Марни вздохнула:

– Ты, конечно, не мог спросить что-нибудь попроще?

Дилан слегка забеспокоился, что влез туда, куда не следовало, но когда она поставила стакан на стол, он понял, что получит ответ.

– Я не имела в виду ничего трагического, похожего на то, что приходится пережить нашим клиентам. Я прекрасно понимаю, что это совсем другое. – Она фыркнула. – Молчите скрипки, дайте выплакаться маленькой дебютантке.

– То, что другим это кажется чем-то несущественным, не означает, что это пустяк для тебя.

Марни кивнула:

– Выражаясь твоим языком, я выросла в очень консервативном доме. И политически, и социально, и религиозно. У меня были очень, очень четкие представления о жизни, о мире, и о моем месте в нем. Никаких вопросов. Вся жизнь распланирована. Из отцовского дома я должна была отправиться в женскую школу, а затем в дом своего мужа. Учеба в университете предназначалась только для того, чтобы найти мужа, желательно доктора, или ад во ката, потому что это обеспечивало приемлемый социальный статус. Впрочем, подошел бы любой богатый человек. Потом я родила бы нескольких детей, вступила в «Женское вспомогательное общество»… – Она засмеялась. – Чему ты так удивляешься? Они до сих пор существуют. Феминистское движение никогда даже близко не подбиралось к семейству Прайс.

Такое впечатление, что Марни родилась и выросла в пятидесятых годах. Контраст между тем, что могло из нее получиться, и тем, что он видел перед собой, был огромен.

– Не могу себе представить, что ты стала бы такой.

– Трудно поверить, да? Я оглядываюсь назад, и у меня мороз по коже. Но в тот год, который я провела в Хиллбруке, что-то изменилось, хотя я сама этого не понимала. Когда я вернулась домой, та жизнь уже не казалась мне правильной. Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, в чем дело, и, когда я поняла, оказалось, что я не вижу выхода. Моя семья, мои друзья составляли часть того, от чего я пыталась убежать. У меня не было денег, и я не могла получить доступ к своему капиталу до тридцати пяти лет. Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Тем не менее я старалась вести себя как положено, надеясь, что когда-нибудь снова обрету уверенность.

– Но этого не происходило.

– Нет. В конце концов я переступила через свою гордость и связалась с Риз. Она помогла мне найти работу, я переехала сюда и больше не оглядывалась назад.

Теперь он понял, почему Марни так предана Риз.

– И поэтому у тебя возникли трения с Картером? – Увидев ее взгляд, Дилан добавил: – Я немного пообщался с ним на свадьбе Така и видел, что вы вообще не разговариваете. Нетрудно догадаться, что у вас проблемы.

– Лучше сказать, он бы мне не помог. – Она снова пожала плечами. – Так что, хотя мою историю нельзя назвать вдохновляющим примером преодоления настоящих трудностей, но я понимаю, что значит хотеть вырваться из своей жизни и не знать, как это сделать.

– Не стану врать и говорить, что по твоей истории можно снимать кино, но это все непросто и требует мужества. – Дилан улыбнулся ей. – Теперь я понимаю, откуда все эти салфеточки и постоянное чувство вины.

Марни с гордым видом кивнула.

– Наверно, я ужасно разочаровала бы свою мать, но я не оскорблю ее память недостатком гостеприимства и плохими манерами. Я слишком хорошо воспитана для этого. – Она стрельнула в него глазами и налила себе еще вина. – Кстати, раз уж речь зашла о матерях… Сегодня я видела твою.

Дилан бросил свой кусок пиццы обратно в коробку.

– Ну вот, испортила мне аппетит.

– Не устраивай мелодрам.