– Займемся местными деликатесами, – радостно заявил Адальбер, потирая руки. У него всегда улучшалось настроение перед накрытым столом.

Однако официанта они поначалу весьма огорчили. Он предложил им в качестве аперитива "Перно". Этот край славился абсентом, в Юра-Франш-Конте полыни было несметное количество. Но друзья отказались от напитка, он был им не по вкусу, но утешили юношу, сообщив, что будут пить только местные вина, и пусть он подберет напитки к их заказу. А заказали они суп-пюре из тыквы с каштанами, крутоны с грибами[16]и аппетитную курицу в знаменитом желтом вине[17]. Ужин, после которого не должно было остаться и следа усталости.

За Дюрталем лучше всего наблюдалось Адальберу. Но и он за весь ужин не продвинулся ни на шаг, потому что полицейский за ужином, не отрываясь, читал газету, прислонив ее к бутылке вина. Он, казалось, забыл обо всех вокруг. Однако он не мог не почувствовать на себе настойчивого взгляда, который то и дело обращался к нему. В какой-то миг он поднял голову, и его взгляд встретился с глазами египтолога. Брови полицейского удивленно поползли вверх, что-то вроде улыбки обозначилось на лице, но он тут же вновь погрузился в чтение, в то время как официант менял ему тарелки для следующего блюда.

– Порядок, – удовлетворенно сообщил Адальбер, складывая салфетку. – Он нас заметил. В любом случае, если кто-то не спит из-за Соважоля, то не он. Спокоен, как слон, лапуля!

Не успел он договорить, как сам хозяин подошел к Дюрталю, прошептал ему что-то на ухо, и тот, оставив газету и яблочный пирог, поднялся и последовал за ним. Альдо тут же привстал, собираясь пойти за ними.

– Сиди спокойно, – остановил его Адальбер. – Если появились новости, нам сообщат о них в самом скором времени. Ты же не хочешь свалиться инспектору, как снег на голову. Хотя, я думаю, у него тут в горах мало развлечений. Тем более зимой. Но ужин у нас такой вкусный. Сиди и ешь!

Они закончили ужин, а Дюрталь так и не вернулся. Друзья хотели было заказать по второй чашке кофе, но раздумали. Будет лучше, если встреча с инспектором произойдет не в таком людном месте. И действительно, как только они вышли из ресторана, сразу же столкнулись с полицейским.

– Есть новости! Таможенники только что передали местной полиции Соважоля.

– Он жив? – тревожно спросил Альдо.

– Дышит, это все, что могу пока сказать. Его сразу отправили в больницу.

– Далеко до больницы?

– Все близко в этих маленьких городках-крепостях, что выстроились вдоль границы. Кружок внутри крепостных стен и главная улица, которая пересекает его от ворот до ворот, – вот и весь город. Мы в самом центре, больница ближе к берегу Ду, возле юго-восточных ворот. Я думаю...

– Вы думаете совершенно правильно, и мы вам за это благодарны, – подхватил Альдо. – Мы немедленно идем в больницу.

– Где нас могут не принять, – окоротил друга Адальбер. – Думаю, здесь не очень любят журналистов.

– На этот счет не беспокойтесь.

– Где его нашли?

– В лесной чащобе, на склоне ущелья Фург. Обнаружила собака. Может, и она не нашла бы, но Соважоль играл с ней, когда приходил на таможню. Она его хорошо знала.

– Я всегда говорил, что дружеские связи нужно завязывать во всех слоях общества. И в первую очередь с собаками, они для меня на первом месте. Я их обожаю, – заявил Адальбер.

– Первый раз слышу, – заметил Альдо. – А почему тогда не завел?

– С моей-то работой? Чтобы подхватила какую-нибудь гадость в Египте или сдохла там от жары? Я заведу себе собаку, когда выйду на пенсию.

– Значит, жениться ты раздумал.

– С чего ты взял?

– Да с того, что жена может не любить собак, а любить, например, кошек.

– Не хватайся за ложь, чтобы узнать правду. Ты знаешь лучше всех, что я никогда в жизни не собирался жениться.

Больница – просторное, солидное здание – возвышалась на берегу реки. Здание это восстановили в 1736 году после чудовищного пожара, который уничтожил чуть ли не весь Понтарлье. Теперь она была оснащена всем необходимым, чтобы, во-первых, достойно выдерживать холода, потому что наравне с Безансоном Понтарлье считается самым холодным городом во Франции, а во-вторых, чтобы справляться со всеми проблемами самостоятельно, если она вдруг будет отрезана от всех французских и швейцарских соседей, что бывает, когда горный кряж Клюз заваливают снега. При больнице в таком же старинном здании работала аптека.

Дюрталь ввел "журналистов" в приемный покой, где их встретили без особого энтузиазма. Никто не любит представителей прессы, но парижский полицейский шепнул пару слов на ухо капитану Вердо, и атмосфера стала более душевной. Тем более что тревога гостей была искренней. Соважоль получил пулю, которая пока еще не выбила его из ряда живых, но, вполне возможно, дала ему лишь недолгую отсрочку.

В рентгеновском кабинете продолжалось обследование. Морозини сидел, не пытаясь скрыть подавленность. Тяжело передавать Ланглуа недобрые вести о его любимом ученике.

– Он скажет, что ни мы, ни Швейцария не приносим ему удачи! В прошлом году по дороге в Цюрих он сломал себе ногу, а в этом...

– Исходя из моего немалого опыта, у паренька есть шанс выпутаться из передряги, если он сразу не отдал Богу душу, – попытался ободрить их Дюрталь.

– Желательно знать, сколько он потерял крови. Организм как-никак молодой, – подхватил Адальбер, надеясь всех успокоить, и самого себя в том числе. – А вы не знаете, инспектор, что ему понадобилось в этой лесной чаще?

– Он уехал три дня тому назад в Швейцарию, с какими намерениями, не знаю. Но нашли его на том склоне, где тянется дорога, ведущая к замку Гранльё, который называют в здешних местах "Замок у озер".

– Почему во множественном числе? Там много озер?

– Да уж немало! Когда смотришь сверху, они идут каскадом и все окружены огромнейшими елями. Сказочные края! А по другую сторону виднеется Невшательское озеро с Грансоном и Ивердоном. А сам замок как хорош! Не современный, конечно, но очень красивый.

– Какой эпохи? Ну, хотя бы приблизительно?

Дюрталь неопределенно помахал рукой.

– Все понял, – сказал Адальбер. – Наполовину Карл Великий, наполовину Наполеон III.

– Не стоит так шутить, – оборвал его полицейский, окинув ледяным взглядом. – Треть – Крестовые походы, треть – Возрождение и треть – загородный дом XIX века.