Вскрикнув от неожиданности, танцовщица приняла брошенный предмет на грудь, но не удержала и уронила на палубу. На физиономии Гулимова возникла гримаса сострадания и боли, как будто удар получил он сам.

– Неуклюжая кобыла, – сказал Казаев Лали, после чего, раздувая ноздри, схватил телефонную трубку. – Их нужно убрать, – процедил он. – Надеюсь, хваленой британской разведке не составит труда избавиться от мужика и бабы?

– Это работа для твоих боевиков, – возразил Сидоров. – Недаром же они едят твой хлеб и пьют твое вино. Пора им браться за дело. Сколько их на берегу? Трое, если не ошибаюсь? Они ведь не загорать в Албену прибыли, а работать.

– Ладно, – проворчал Казаев. – Спасибо за информацию, друг. Обойдемся своими силами.

Не дожидаясь ответа, он прервал связь и тут же набрал другой номер телефона.

Аллах не оставил Казаева, хотя он не верил в Аллаха, а тот, в свою очередь, не верил Казаеву.

Один из троих боевиков, несущих дежурство на берегу, находился неподалеку от места, где совещались Юрьев и Агата. Звали его Арканом, и вряд ли он сам помнил, кличка это или имя. Аркан и Аркан. Вот уже десять лет он верой и правдой служил Казаеву, а настоящего уважения не снискал. Сообразительный, энергичный и умелый в бою, он проявлял себя в мирной жизни не лучшим образом. Туповатый, косноязычный, бестолковый. Казаев не слишком ему доверял. Вот и сейчас, выслушав сбивчивый доклад боевика, он вкрадчиво поинтересовался по-чеченски:

– Ты уверен, что ничего не путаешь, Аркан? Жаркое солнце не помрачило твой разум? Не затуманены ли твои глаза и уши дымом гашиша? Эти двое действительно рядом с тобой?

– Совершенно верно, командир, – прошелестело в трубке. – Они стоят прямо под моим наблюдательным постом. До них около десяти метров. Я мог бы легко накрыть их гранатой… Ах, шайтан!.. – Аркан выругался шепотом. – Уходят, – с досадой доложил он.

– Куда? – быстро спросил Казаев.

– Они прошли мимо меня в направлении рыбацкого поселка, – приглушенно пробормотал Аркан, прикрывая трубку ладонью. – Листва закрывает их от меня. Но я могу спуститься на дорогу и проследить.

– Сиди там, где сидишь, дурья башка! У тебя пушка с глушителем?

– Конечно, командир. Прикажешь пристрелить их?

Трупы с огнестрельными ранениями среди бела дня? По такому случаю в Албене соберется уйма полицейских, а Казаев вовсе не стремился к паблисити. В его положении огласка была ни к чему.

Осторожный и расчетливый, как змей, он всегда ставил собственную безопасность превыше всего прочего и жалил лишь тогда, когда не рисковал получить ответный удар. При этом Казаев считал величайшей несправедливостью, что иногда с ним норовят поступить точно так же, как он с другими.

– Какое коварство, – пробормотал он, сокрушенно качая головой. – Я так и знал, что русские никогда не оставят меня в покое. Предчувствия меня никогда не обманывают. В отличие от людей.

– Что ты говоришь, командир?

Вопрос прозвучал одновременно из двух глоток. Один голос принадлежал Гулимову, а второй, телефонный, Аркану.

– Помолчите, – поморщился Казаев. – Не мешайте думать.

Ход его мыслей был предельно краток. За ним следят. Следовательно, необходимо срочно избавиться от соглядатаев, но сделать это следует так, чтобы комар носа не подточил.

– Жди, пока я сам выйду на связь, – сказал Казаев в телефонную трубку, после чего поманил Лали и показал ей жестом, что хочет закурить.

Она поднесла к его выпяченным губам сигарету и щелкнула зажигалкой. Над палубой разнесся густой запах афганского гашиша, смешанный с тонким ароматом турецкого табака.

Почти докурив сигарету с золотым полумесяцем, Казаев томно окликнул:

– Гулимов!

Глаза его были закрыты. Он не хотел смотреть на бывшего любимчика, позарившегося на хозяйское добро, хотя бы и мысленно.

– Да, командир, – отозвался Гулимов, приближаясь еще на шаг.

– Ответь, Гулимов, – продолжал Казаев, швыряя окурок за борт, – как следует поступать с врагами?

– С какими врагами?

– С любыми. Просто с врагами.

– Уничтожать их, – ответил Гулимов после секундного замешательства.

«Насторожился, – подумал Казаев. – Ничего, сейчас я его успокою, а потом снова заставлю напрячься. Недаром кошка любит поиграть с мышью, прежде чем ее съесть. Это такое счастье – ощущать трепетание жертвы в своих когтях».

– У нас появились враги, – печально поведал Казаев, открывая глаза, слегка увлажнившиеся от гашиша.

– Нас всегда окружали враги, – напомнил Гулимов.

– Я знаю. Но взгляни вокруг. Такая мирная, цветущая страна. Такие добродушные, милые люди. И вдруг оказывается, что некоторые из них замышляют против нас недоброе…

– Ты говоришь о болгарах?

– Прежде всего о русских, которые в тыщу раз опаснее болгар, – вздохнул Казаев, после чего и передал ему разговор с Арканом.

Лицо бригадного командира потемнело.

– Подлые твари! – воскликнул он. – На кого они работают? ФСБ? Федералы? Внешняя разведка?

– Разве это имеет значение, на кого они работают? – удивился Казаев. – Главное, что работают… – Он сделал паузу. – Пока некоторые здесь отдыхают, сытно едят, сладко пьют и грезят о красивых девушках, принадлежащих не им… не им…

Стоящая поодаль Лали побледнела настолько, что даже ее парчовый лифчик утратил жаркий золотой блеск, сделавшись тусклым, как медь.

Гулимов же позволил себе дерзко нахмуриться.

– Это камешек в мой огород? – осведомился он.

Мышка не подозревала, что кошка не вечно будет играть с ней. Мышка по наивности своей решила, что способна уподобиться кошке. Забавно. Казаев захохотал, запрокинув голову.

– Я сказал что-то смешное, командир? – Ноздри Гулимова раздулись.

Казаев перестал смеяться и удивленно поднял брови:

– Ты обиделся, друг мой? На что?

– Прозвучал оскорбительный намек…

– Разве?

– Да, – упрямо подтвердил Гулимов. – Ты сказал, что некоторые из присутствующих бездельничают и заглядываются на чужих женщин.

– Ты принял это на свой счет? – прищурился Казаев.

– Нет, но…

– А раз нет, то давай поговорим о деле. Хочу дать тебе опасное поручение.

– Для мужчин не существует опасных поручений, – произнес Гулимов. – Бывают трудные, бывают легкие. Бывают приятные и неприятные. Но опасности – тьфу! – Он сплюнул за борт. – Я не боюсь смерти.

– Знаю, – покивал Казаев. – Все знаю о тебе, брат. И все же, прежде чем отправить тебя на берег, попрошу об одолжении.