— С какой стати?

— Дело в том, что вы всегда будете ошибаться на ее счет.

Анвин надел шляпу. Да, он очень хотел бы забыть обо всем, что произошло с тех пор, как он проснулся сегодня утром, и никогда не вспоминать даже свой сон про Сайварта. Может быть, когда-нибудь Эдвин Мур научит его, как это нужно делать. А пока что ему надо двигаться, продолжать работать.

Анвин поспешно двинулся к своему велосипеду, желая оказаться как можно дальше от заведения «Вздремни часок» к тому времени, как братья Рук поймут, что он нагло блефовал. Когда они откроют его карты и увидят, что там самые разнообразные цифры, в полном беспорядке, да еще и всех четырех мастей.

В начале они всегда предстают перед вами в качестве жертв, в качестве союзников или свидетелей. Ничто не должно восприниматься детективом с большим подозрением, нежели призыв о помощи, предложение помощи или беспомощный, но говорливый очевидец. И лишь в случае совершения кем-то того или иного подозрительного поступка вы можете допустить возможность того, что он ни в чем не виновен.

Перед мысленным взором Анвина возникла некая схема, в центре которой колыхались на невидимых волнах шляпа и плащ. Рядом с ними парило платье, наполненное дымом. Надо всем этим порхали две черные птички в черных шляпах, и обращала на себя внимание также пара трупов: один восседал в офисном кресле, второй покоился в стеклянном саркофаге. Такое, естественно, могло быть только в сказке, написанной каким-нибудь забывчивым стариком с дико торчащими во все стороны седыми космами, — она крутилась у него в голове подобно граммофонной пластинке.

Дождь усилился, и, что еще хуже, Анвин теперь ехал против ветра. Улицы были незнакомые, со всех сторон из-под полей шляп, с которых стекала вода, на него с явной угрозой смотрели незнакомые лица. Из переулка выскочила собачонка, белая с пятнами абрикосового цвета, и увязалась за ним, так и норовя цапнуть за заднее колесо велосипеда. Обычно, когда шел сильный дождь, городские собаки полностью терялись и начинали блуждать — следы и запахи, по которым они привыкли ориентироваться, в такую погоду смывало водой в сточные канавы. Анвин и сам сейчас чувствовал себя подобно этой собаке. А эта наконец оставила его, чтобы исследовать мусорный контейнер на углу, но как только она исчезла, он понял, что ему ее не хватает.

Держать над собой открытый зонт ему удавалось лишь при езде на короткие расстояния и при относительно высокой, но разумной скорости передвижения. А потому сейчас он весь промок насквозь. Рукава свисали, наползая на ладони, галстук прилип к рубашке. Если Клеопатра Гринвуд увидит его в таком виде, то только посмеется над ним и прогонит прочь. Несомненно, ей что-то известно — она всегда обладала информацией и неизменно была «в курсе». Но в курсе чего? Зачем она сейчас вернулась в город?

Анвин понимал, что, даже проделав огромную работу по концентрации всех имеющихся в Агентстве информационных ресурсов и тщательно изучив все файлы, он убедится лишь в наличии, вероятно, не менее дюжины различных версий того, что представляет собой Клеопатра Гринвуд. По одной из них, она в возрасте семнадцати лет, отказавшись от своих прав на долю в родительском текстильном бизнесе, сбежала с передвижным луна-парком Калигари. Этот, по сути дела, балаган, находившийся в тот момент на грани полного краха, никому не интересный своими постаревшими красотками и бездарной роскошью, сделал из девушки своего рода принцессу цирка. Она гадала на картах и служила мишенью для метателя ножей — мужчины с мадьярскими усами.

Во время одного такого представления нож вонзился ей в левую ногу чуть выше колена. Клео сама извлекла его из раны и сохранила. Ранение привело к хронической хромоте, а злосчастный клинок потом неоднократно фигурировал во многих рапортах Сайварта. И когда она обнаружила детектива в грузовом трюме «Уандерли», в ту ночь стоявшего на якоре в гавани, она держала в руке именно этот нож.

Позже Сайварт писал:

Я лихорадочно пытался вспомнить все, что говорится в инструкции о том, как следует освобождаться от пут. Это нетрудно проделать, если умеешь высвобождать кое-какие кости из суставов, но в данном случае это мне никак не подходило. Я там валялся весь упакованный, как мертвец в гробу с накрепко заколоченной крышкой, так что был счастлив ее видеть, хотя не имел понятия, зачем она там оказалась.

— Я помогу вам заполучить то, за чем вы сюда явились, — сказала она мне. — Но вам придется вытащить меня отсюда.

Она, значит, тоже попала в беду. Впрочем, как всегда. Мне хотелось сказать ей, что она вполне способна на большее, нежели валять дурака с картами в этом их шапито, но она была мне нужна, чтобы разрезать эти веревки, так что я промолчал, оставив свои советы при себе.

Мы нашли ящик с засунутым туда телом мистера Грина и оттащили к шлюпке. Это оказалось нелегким делом: она ведь хромала, а у меня все ноги были разбиты, — но с помощью веревок мы сумели спустить в шлюпку и труп, и ящик. Она села на носу и стала массировать свое больное колено, а я греб. Вокруг была сплошная темень — ни луны, ни звезд, так что я едва мог разглядеть ее лицо, тем более на расстоянии семи футов. Она не стала мне сообщать, куда намерена отправиться дальше. Не пожелала даже сказать, где я смогу ее потом найти. Сказать по правде, я и теперь не знаю, где она скрывается. У Хоффмана? У нас? Она представляется мне чем-то вроде хорошего доброго ребенка или надежного клерка, и мне хочется ей верить. Но, возможно, я обманываюсь на ее счет.

В течение многих лет, при расследовании доброй дюжины дел Сайварт так и не пришел к окончательному выводу, на чьей стороне она играет. Точно так же, как и Анвин — до «Дела о краже двенадцатого ноября», когда Сайварт поймал ее на месте преступления и сделал то, что и должен был сделать.

Если Эдвин Мур говорил правду, тогда именно Гринвуд могла в ту ночь заменить труп и перехитрить Сайварта, в итоге вернувшего в музей совсем другую мумию. А если Сайварту так и не удалось добиться от нее правды, то на что может рассчитывать Анвин? Он для нее вообще никто и ничто. ДЕТЕКТИВ ЧАРЛЗ АН[3], как значится на двери его кабинета.

Вдруг перед ним из переулка вынырнул черный автомобиль и остановился, перегородив дорогу. Анвин затормозил, решив подождать. Движения на улице не было, ничто не мешало этому автомобилю двигаться дальше, но он продолжал стоять. Анвин попытался разглядеть, кто сидит за рулем, но видел в стекле лишь свое отражение. Мотор машины издавал низкий рокот.

А как рекомендует поступать в подобных ситуациях «Руководство»? Ясно, что Анвина пытаются запугать. Следует ли делать вид, что он не испугался, то есть действовать так, словно произошло обычное недоразумение, что он всего лишь немного раздражен этой нелепой задержкой? Со стороны водителя черного автомобиля не последовало никаких попыток разрулить ситуацию в духе взаимной вежливости, так что он слез с велосипеда с намерением перейти на противоположную сторону улицы.