– Но ты в порядке? Почему ты так расстроена?

Очевидно, я не могла рассказать ей, что у меня были веские причины считать, что одну из моих ближайших подруг в этот самый момент жестоко убивали возле Грин-Бей и что доказательствами этой теории являлась странная история, рассказанная одной из моих самых странных подруг, которая обладает (а может, и нет) экстрасенсорными способностями.

– Просто я очень хотела на игру, а ее перенесли, – солгала я.

– Мне приехать и забрать тебя? Как вы доберетесь домой?

Я сглотнула и собиралась попросить ее приехать и забрать меня, но тут Кэндис прошептала: «Моя мама уже едет».

– Меня довезет домой мама Кэндис, – сказала я, надеясь, что мама все равно приедет и заберет меня.

Мама Пита приехала почти час спустя, чтобы забрать его и Джеффа, и подождала в кафе, пока не приедет мама Мелиссы на «Мерседесе». Потом они обе пошли и взяли себе кофе, ожидая маму Кэндис, которую мы все еще называли «миссис Коттон», хотя она после второго замужества уже несколько лет как была миссис Лерер. Мама Пита приехала на гигантском SUV, в который могли бы уместиться все – но мы все еще были в том возрасте, когда все родители хотели сами приехать и забрать детей. Наконец (вместе с ее единоутробной сестрой Джулией) прибыла мама Кэндис, вся увешанная тяжелыми позвякивающими бирюзово-серебряными украшениями. После того как она тоже выпила кофе, чтобы не заснуть по пути домой, все три машины родителей вереницей покинули заправку. Мы медленно и осторожно ехали в сторону Уиллоу: дороги были предательски скользкими из-за таявших льдинок. Когда мы въехали в город, не было еще и восьми вечера – но мы с Кэндис обе зевали после напряженного дня.

– Мам, а мы можем проехать мимо дома Ричмондов, чтобы узнать, вернулась ли Оливия домой? – спросила Кэндис, сидя на пассажирском месте, пока ее мама поворачивала, приближаясь к Марта-Роуд. Я сидела сзади с Джулией, которая был ростом с Кэндис, но совершенно не похожа на нее.

У мамы Кэндис был гортанный, низкий голос, как и у дочери.

– Ох, это же на другом конце города, а дороги просто ужасные.

– Но это очень важно, – настаивала Кэндис. – Она не отвечает мне уже два часа, а когда мы в последний раз созванивались, она застряла в молле Грин-Бей.

Мама Кэндис повернула на Марта-Роуд. По дороге к моему дому, глянув мимо головы Джулии, я, как всегда, увидела пустую площадку – как обычно, тихую и неподвижную.

– Ты можешь позвонить им, когда мы доберемся до дома.

Мама Кэндис остановилась перед моим домом.

Я тут же заметила странную вещь: в нашем доме горел свет (значит, мама уже вернулась из кампуса), а вот дом Эмори стоял, погруженный в темноту. Отца Трея всегда было видно через переднее окно – он садился смотреть телевизор в гостиной, как только возвращался домой с работы. Брат Трея Эдди всегда пользовался игровой консолью, подключенной к телевизору, когда его не смотрел мистер Эмори. А свет в кухне Эмори горел практически двадцать четыре часа в день. Странно было видеть их дом таким темным и пустым.

– Спасибо, что подвезли, – поблагодарила я, вылезая из машины.

– Тут же позвони мне, если Оливия свяжется с тобой, – велела Кэндис.

Оказавшись дома, я не смогла не написать Генри: вдруг у него есть новости от сестры. Я понимала, что вряд ли, так как он был в колледже и не планировал возвращаться в Висконсин до утра. Моя тревога лишь возросла, когда он не ответил мне. Я подождала, пока мы с мамой доели пиццу, а потом решила позвонить Ричмондам, чтобы успокоиться, – хотя знала, что мне будет неловко, когда родители Оливии ответят на звонок. Я приготовилась извиниться за что, что мешаю их отдыху в пятницу вечером, и вежливо поинтересоваться, доехала ли Оливия из торгового центра домой. Даже если отмести страхи из-за мрачной истории Вайолет – могло получиться, что Оливия застряла на парковке торгового центра, находящегося в часе пути отсюда, и не могла никому позвонить, чтобы добраться домой. Так что вполне понятно, заверила я себя, что обеспокоенная подруга может позвонить домой.

Но мне никто не ответил.

Я написала Кэндис: «Есть новости?»

Она ответила: «Никаких. Ответа нет. И от Вайолет тоже».

Я рано пошла спать, уверяя себя, что завтра вечером буду гулять допоздна. Мне хотелось верить, что через какие-то двадцать четыре часа я буду танцевать с Генри, с Оливией все будет хорошо, и я лишь удивлюсь, как совпали события этого дня с историей Вайолет. Около полуночи я услышала, как машина подъехала к соседнему дому, и, сев в кровати, увидела, как мистер и миссис Эмори входят в боковую дверь, Эдди за ними, устало потирая глаза. Они что-то серьезно обсуждали, но окно было закрыто, так что их голоса звучали приглушенно и неразборчиво. Меня взволновало, что с ними не было Трея. Где он мог быть в такой-то час? Впервые я поняла, что у Трея может быть девушка, о которой я не знаю.

Примерно через десять минут после возвращения Эмори, когда я, наконец, начала засыпать, дверь моей спальни открылась и на пороге показалась мама. Свет из коридора очерчивал ее силуэт.

– МакКенна, дорогая? Ты спишь?

Я попыталась высвободиться из объятий сна и сосредоточиться на маме. Что-то было не так, я это тут же поняла. Мама никогда не заходила в мою комнату без стука – а тем более никогда не будила меня посреди ночи.

– Боюсь, у меня просто ужасные новости, милая. Произошла авария.

Церемонию прощания с Оливией провели в понедельник. Занятия в тот день отменили, чтобы все могли прийти. Это было мрачное событие, просто невыносимо долгое: в течение трех часов ученики, родители и родственники Ричмондов входили и выходили из похоронного дома Гундарссона. Мама настояла на том, чтобы пойти со мной (хотя я знала, что вряд ли ей было легко отменить свои занятия только для того, чтобы очутиться в похоронном доме). Ричмонды, высокие и светловолосые, собрались в передней части большой комнаты и тихо разговаривали, время от времени вытирая глаза платками. Гроб Оливии, роскошно украшенный и отполированный, был закрыт. Рядом с ним на мольберте стояла большая фотография улыбающейся Оливии в волейбольной форме, а сверху – несколько небольших детских фотографий, на скорую руку соединенных в подобие коллажа. До меня дошли слухи, что Генри пришлось опознавать тело сестры у коронера, потому что оно было так изуродовано, что миссис Ричмонд потеряла сознание, едва его увидев. Он поприветствовал меня полной боли улыбкой, когда я вошла, но через пару минут натянутого разговора извинился, вернулся к семье у гроба и больше даже не смотрел в мою сторону.

За выходные я собрала кусочки истории из различных источников. Заголовок в утреннем субботнем выпуске «Газеты Уиллоу» гласил: «Трагедия в Грин-Бей: гибель местного подростка в аварии». Каких-то три параграфа о столкновении рассказывали, что два местных подростка из старшей школы Уиллоу попали в автомобильную аварию рядом с Грин-Бей, когда во время града в них врезался восемнадцатиколесный грузовик. Водителя машины, в которой ехала Оливия, не называли, но, судя по всему, он отделался минимальными травмами. К статье прилагалась фотография того, что осталось от машины. Понять, что это автомобиль, было невозможно – просто искореженная груда металла. Выражение лица сотрудника полиции, сфотографированного рядом с обломками, показывало, что его мысли совпадали с моими: как кто-то мог выжить после такой аварии? Газета заявила, что водитель грузовика, врезавшегося в ребят, был в полном отчаянии: из-за сильного града он не увидел, как их машина выезжает на дорогу. Черил позвонила мне в субботу днем, чтобы поделиться слухами: тело Оливии практически разорвало надвое из-за силы столкновения. Только что купленные в торговом центре туфли нашли футах в тридцати от машины, за пределами загородного шоссе, в лесу.