— Видите ли, у них дом в Тибе! Я-то думал, Мотодзи вернется на родину! Не спал, не ел, все за домом его приглядывал! А он… У него теперь, видите ли, дом в Тибе! Предатель!

Ясудзо разошелся не на шутку. Давненько Хинако не оказывалась в таком идиотском положении. К счастью, ей на помощь пришла Тидзуко:

— Ладно, уймись! Хинако-то при чем?

— Да при том, что Мотодзи прислал вместо себя девчонку. Побоялся мне на глаза показаться! Решил втихаря дом продать.

Хинако попыталась уверить его, что еще ничего не решено, возможно, дом и вовсе не будут продавать, но тут в разговор снова вмешалась Тидзуко:

— Да что тут думать? Дом-то уже на ладан дышит! Все равно надо что-то делать с ним.

— Да что я им, квартирантов не найду, что ли?! Но только если ты, дочка, хочешь, чтобы дом тебе служил долго, надо сейчас же к плотнику обращаться. Пусть подремонтирует, подновит. А то рухнет твой дом.

— Да на кой им твой ремонт, если они сюда возвращаться не собираются?! Я так считаю: продавать его надо, и дело с концом.

Скривившись, Ясудзо сделал пару крупных глотков. Сколько Хинако себя помнила, сосед всегда исходил злобой. Отец прозвал его «бешеным Ясудзо». И если Хинако ничем не выдавала своего раздражения, то Тидзуко, не скрывая презрения, гневно сверкала глазами в сторону мужа:

— Посмотрите, какой важный гусь выискался! Не спросили его! Ты уж прости старика, Хинако. Они с Мотодзи с детства не разлей вода были.

— Вернусь домой — обязательно передам отцу, что вы ему велели в Якумуру возвращаться.

Ясудзо покачал головой:

— Да при чем тут это! Я просто прошу, чтобы он показался тут разок и напрямую поговорил со мной, только и всего.

Неожиданно раздался скрипучий голос Сигэ:

— Да брось ты, Ясудзо. Все равно в конце концов все тут будут.

Все трое изумленно уставились на сгорбленную старуху, а та, повернув к ним лицо, похожее на печеное яблоко, торжествующе продолжала:

— Рожденный на Сикоку после смерти вернется на Сикоку. Вернется по зову Ущелья Богов.

Когда Сигэ упомянула об Ущелье Богов, у Хинако потемнело в глазах.

— И не надо думать, что это пустая болтовня выжившей из ума старухи. — В голосе Сигэ зазвучали грозные нотки. — Родившийся на Сикоку после смерти попадает в Ущелье Богов. Его призывают к себе тамошние боги.

Ясудзо недовольно буркнул:

— У меня скоро мозоли на ушах появятся от этой чепухи. Там боги, о которых говорить нельзя, тут боги, которых видеть нельзя…

— Именно так, — величественно кивнула Сигэ.

— Да если ни говорить с ними нельзя, ни видеть, откуда же ты знаешь, что это за боги такие?

Сигэ смерила сына презрительным взглядом:

— Ну раз ты такой дурак, то я, так и быть, научу тебя. Боги из Ущелья Богов, — Сигэ склонилась всем своим сухоньким телом к притихшей вокруг стола троице и понизила голос, — это мертвецы. Покойники.

Перед глазами Хинако снова встало лицо Саёри. Девушка закусила губу. Ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

— Ущелье Богов — обитель мертвых. — Глаза старухи лихорадочно блестели. На мгновение в гостиной повисла тишина.

— Как же мне надоела эта стариковская ересь! — Ясудзо, поморщившись, шумно отхлебнул саке.

Взгляните на карту Сикоку: если мы соединим самую южную и северную его точки — мыс Асидзути в Коти и Адзи в Канагаве, а затем восточную и западную точки — мыс Камода в Токусиме и мыс Сата в Эхимэ, то в месте пересечения этих линий обнаружим Ущелье Богов и деревню Якумура. Таким образом, ущелье является центром острова.

При упоминании об Ущелье Богов по лицу Фумия пробежала тень. С той самой минуты, как он обнаружил странный зеленый камень, ущелье не шло у него из головы. Он повернулся на другой бок. На первом этаже Кимика громко что-то напевала. В окно струился жаркий полуденный воздух. Все-таки выходной — это здорово! Два дня можно преспокойно валяться с книгой.

Фумия вернулся к «Древней истории Сикоку».

Жители Якумуры всегда считали небольшое ущелье обителью богов. Любопытно, что они свято верили: с этими богами нельзя вступать в контакт. Между тем смею предположить, что Ущелье Богов является священным местом Сикоку — ведь здесь обитают самые древние боги. В ущелье вы не найдете ни идолов, ни подобия храма, что, несомненно, указывает на древнее происхождение богов, нашедших свое отражение только в народных сказаниях. Мы не можем даже точно сказать, как они выглядят.

Древние люди, жившие собирательством плодов и охотой на кабанов и оленей, жили у истоков Сакагавы и почитали своих богов. Значит, эти боги могли появиться в эпоху Дзёмон, еще до заимствования буддизма. Если это так, то каменный столб мог быть объектом поклонения древних людей. Постойте-ка… если Ущелье Богов — центр Сикоку, то зеленый камень в центре ущелья — самое его сердце. Во всем этом должен быть какой-то смысл…

Конечно, не факт, что зеленый камень всегда стоял в центре странной впадины. Но как тогда объяснить все то, что произошло, когда Фумия установил его вертикально? Природа словно сошла с ума. Растения ожили и стали тянуть к ним свои побеги. Да еще эта песня, «Птичка в клетке»…

Фумия упрямо помотал головой, отгоняя наваждение. Нет! То был просто порыв ветра. А песня — слуховая галлюцинация. Он ни за что не поверит в какие-то там сверхъестественные силы. Хватит думать о ерунде!

Он отшвырнул книгу, и перед глазами снова встало лицо Хинако.

Сегодня вечером они пойдут на фейерверк в Китано. А потом он прокатит ее на машине. Можно показать ей, какие красивые ночью горы. Это, конечно, не Токио, но ей должно понравиться.

Надо помыть машину. Фумия вскочил и быстро сбежал вниз.

Извиваясь серебристым телом, змея скрылась в траве.

Сигэ поспешно сложила большой и указательный пальцы левой руки кольцом и дунула в него — это был обряд, защищающий от змей.

Не нравится ей это. Слишком много странных знамений. Как будто в чистый деревенский воздух постепенно подмешивается какая-то чужеродная материя.

Сигэ выпрямилась и, держа в руке серп, оглядела плоды своего труда. Свежескошенное поле напоминало только что остриженную детскую голову. На аккуратных грядках весело тянулись к солнцу листочки батата. На это поле, лежащее вдали от дома, никто, кроме Сигэ, не ходил. Сатоми, жена внука, так та вообще здесь ни разу не была.

Нет, это ее поле. В молодости, когда издевательства свекрови окончательно доканывали ее, а на душе скребли кошки, она приходила сюда. Только здесь, дергая упрямые сорняки и укладывая в корзины овощи, она могла вдоволь поплакать. Это поле за долгие годы напиталось ее слезами.

Протерев рукавом серп, Сигэ решила, что на сегодня хватит. Скоро на деревню опустится вечер. Вон какое красное небо. Лучше вернуться домой засветло. В сумерки в горах опасно — это она с детства знает. Подхватив старые соломенные сандалии, висевшие на воткнутой в землю палке как оберег от бродячих собак, старуха направилась к деревне.