Общая протяженность фронта обороны 5 ТА на 10 июля составляла 60–70 км, а в глубину позиции были эшелонированы на 35–40 км. В тревожном напряжении ждали наши бойцы приближения врага.

Прибывшие из резерва Ставки 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии можно было использовать в соответствии с различными оперативно-тактическими схемами. Но советское командование, помня о годичном фиаско танковых корпусов и 5-й танковой армии в сражении в районе Воронежа, желало наконец применить мощную броневую группировку в качестве единого «таранного кулака». Оптимальная форма применения танковой армии — наступление, лишь бы местность и условия позволяли. Последний параметр внес свои коррективы — в данном конкретном случае это мог быть только контрудар. Его успешная реализация могла способствовать уничтожению одного или нескольких соединений противника, на худой конец — подорвать их наступательную мощь.

Именно этот вариант был выбран и отстаивался представителем Ставки ВГК начальником Генштаба маршалом Советского Союза А. М. Василевским. Не возражал против подобного развития событий и командующий Воронежским фронтом генералом армии М. Ф. Ватутин.

Детальное планирование контрудара (с учетом местности и текущей обстановки) началось, скорее всего, 9 июля, так как сам Василевский впоследствии писал о том, что «с вечера 9.VIII.43 г. беспрерывно нахожусь в войсках Ротмистрова и Жадова на прохоровском и южном направлениях»[57]. Следовательно, общее руководство планированием контрудара легло в первую очередь на его плечи, тем более, что в организации удара 5-й танковой армии генерал-майора А. И. Лизюкова годичной давности Василевский принимал непосредственное участие. По первоначальному замыслу, 5-я гвардейская танковая армия должна была перейти в наступление с рубежа Васильевка — совхоз «Комсомолец» — Беленихино. На этом участке возможно было развернуть и одновременно ввести в бой крупные силы танков. До Обояньского шоссе им предстояло пройти всего 15–17 км, что отнюдь не было чрезмерной задачей. Вспомогательный удар навстречу танками Ротмистрова должны были нанести с запада 6-я гвардейская и 1-я танковая армии. При благоприятном стечении обстоятельств были все шансы если не окружить ударную группировку противника, то по крайней мере нанести ей тяжелые потери.

Не следует думать, что форма и место нанесения контрудара были «по определению» ошибочными, и вообще такая идея могла прийти только в головы наших полководцев. В ходе отражения советского наступления на Миусе в конце июля 1943 года германским командованием точно так же был спланирован глубокий удар корпусом войск СС в центр захваченного Южным фронтом плацдарма. Действия немцев на Миусе по сути своей представляли собой уменьшенный в масштабах контрудар Воронежского фронта. Одним словом, никто не разрабатывал новых оперативно-тактических форм боя, и решение на контрудар было обоснованным, а его форма — допустимой и по-своему логичной.

Представитель Ставки ВГК и командующий Воронежским фронтам, оценивая обстановку, сложившуюся в ходе развернувшегося сражения на вверенном им секторе обороны, сделали вывод, что, сосредоточивая усилия на прохоровском направлении, противник вводит в бой все новые наличные силы и что назревает кризис наступления врага. Решительного срыва наступления противника и разгрома его вклинившейся группировки в сложившихся условиях можно было добиться несколькими способами, самым оптимальным из которых, по мнению наших полководцев, являлся мощный контрудар войск Воронежского фронта, усиленных стратегическими резервами Ставки.

Василевский и Ватутин приняли решение начать контрудар с утра 12 июля. Предусматривалось нанесение двух ударов по сходящимся направлением на Яковлево: с северо-востока — силами 5-й гвардейской армии; с северо-запада — 6-й гвардейской и 1-й танковой армиями. 7-я гвардейская армия ударом сил в направлении на Разумное южнее Белгорода должна была содействовать выполнению основной задачи фронта. Остальным армиям Воронежского фронта было приказано обороняться на занимаемых рубежах. 2-я и 17-я воздушные армии получили задачу своими основными силами поддержать контрудар наземных войск.

Однако планомерная подготовка наступательной операции была сорвана. С утра 11 июля противник возобновил наступление и добился некоторых успехов. Ему удалось потеснить войска 1-й танковой и 6-й гвардейской армий в направлении на Обоянь, а соединения 5-й гвардейской армии и части 2-го танкового корпуса — в направлении на Прохоровку. В полосе 69-й армии противнику удалось прорвать оборону 305-й стрелковой дивизии. В результате отхода наших войск была сорвана двухдневная подготовка артиллерии по обеспечению контрудара 5-й гвардейской танковой армии. Часть нашей артиллерии была уничтожена, попав во время выхода на огневые позиции под удар танков противника, а другая часть была вынуждена отойти в новые районы. Поэтому артиллерийскую подготовку пришлось организовать заново и на «скорую руку», что в свою очередь впоследствии повлияло на ход всей операции.

Таким образом, проведение контрудара было поставлено под сомнение событиями, произошедшими в период его подготовки, то есть 10–11 июля. Усложнение обстановки на корочанском направлении заставило разделить 5-ю гвардейскую танковую армию и выдвинуть в район Корочи 5-й гвардейский механизированный корпус. Тем самым число одновременно вводимых в бой соединений уменьшилось на треть. Гораздо более неприятным событием стал прорыв немцев в районе Прохоровки и захват позиций, с которых должны были выдвигаться танки Ротмистрова. Однако отказываться от контрудара было уже поздно.

Ситуация сложилась очень оригинальная. Советское командование еще не знало, что предпримет противник, и, как врач, который не может поставить больному окончательный диагноз, постоянно «находилось у постели последнего, оценивало внешние симптомы и мерило объекту лечения температуру». Вот почему маршал Василевский не вылезал с передовой.

В доказательство своих слов автор приводит выдержки из официальных отчетов 29-го танкового корпуса, в которых достаточно подробно описывается ход событий за сутки и до начала нашего контрудара:

В Шахово в 6.00 11.07.43 г. результаты рекогносцировки были доложены командующему 5 гвардейской ТА генерал-лейтенанту Ротмистрову, который после докладов командиров корпусов отдал приказ.